— Так Смирнов, я же говорю, уехал в Африку! Значит, дальше он ничего не понесет! И жена его тоже, и остальные. Тут я обо всем позаботился.
Постнов поддержал:
— По-моему, неплохой расклад. Африканцы комиссию не пришлют. Разве что по обмену опытом... тушения.
— Значит, Ситов и Гараховский были? — подумав минуту, спросил Виктор.
— Витя! — укоризненно протянул Анатолий и даже с места вскочил. — Подумай сам: Ситов — старый, мудрый человек, за жизнь мухи не обидел...
— Только слонов обижал, — вставил Постнов.
— ...человек деловой, цену слову знает.
— По прейскуранту, — вставил Постов.
Да он о тебе спрашивал столько раз, сколько меня видел.
— Меньше спрашивал бы — пи кто бы не узнал, — буркнул Виктор.
— А Гараховский! — продолжал Тучнин. — С керном не он тебя, а ты его, Виктор, подводишь. Ну какой ему смысл говорить о твоем пожаре! И потом, честнейший человек!
Эдуард начал расспрашивать Тучнина о новостях на базе, и беседа пошла дальше откровенно двусторонняя. У Лунева вспыхнула сильная досада на Толика, из-за которого он пережил столько неприятных минут с пресловутым «расследованием». Мало того, что потеряно драгоценное время — потеряно настроение бригады, и отношения с рабочими серьезно натянуты.
Мастер поднялся. Он вспомнил о недомонтированном электрощите. Намудрят там без него, потом концов не сыскать. Сказал:
— Время теряем.
— Я, Вить, поеду, пожалуй, — преувеличенно ровно ответил Тучнин. — Конец года, понимаешь...
— Езжай. Шампанское-то прибери.
— Да пусть останется! — возразил Постнов. — Как приз лучшей смене.
Он и видом своим и голосом словно хотел сказать Виктору: ну не становись в позу, не обижай лучшего друга, ведь как он старался ради тебя! К вездеходу стали подходить рабочие, спрашивать о «расследовании». Одни спрашивали нейтрально, другие — ехидно, третьи с некоторой опаской: «Ну и кто ж из нас растрепался?» Тучнин отшучивался и теребил бороду, Постнов молчал, а мастеру делалось все совестнее и совестнее перед бригадой.
— То-то,— с пренебрежением сказал Владимир Орлов и передразнил: — «Вечером другой разговор будет»!
— Пока! — Лунев попрощался первым, тычком сунул руку Анатолию и ушел к буровой. Он работал и поглядывал на Постнова и Тучнина. Подозрительно долго они прощались, и от этого его раздражение усилилось.
* * *
Спасение было в работе. Спасение всегда в работе.
Как его сила уходила из мышц, так уходила и злость — снова на пожар, на управленцев, на бригаду, докладные и премию. Особенно раздражало Виктора то, что два, пожалуй, самых близких ему тут человека, Эдик и Анатолий, не понимали главного: слух пущен специально, продуманно, умело, так, что не подкопаешься. И еще ему было совестно оттого, что со своими парнями поступил вопреки себе, по совету Тучнина. Если бы Виктору в эту минуту сказали, что он серьезно обидел друга — он немало поразился бы этому. Нет, это он чувствовал обиду.
