А Лунев, не будь пожара, да точно ускакал бы отсюда в новом году в управление куда-нибудь, где потеплее. У нас ведь как: диплом отхватит — и ищи-свищи. Нынче за дипломы и учатся, ни для чего боле. Лунев — он, как бутылка на воде, двадцать раз за день перевернется, то горлом, то дном, и не потонет. Мы надавим — он к нам, начальство надавит — он к нему... э-эх! К Сергееву бегом, за дверью пошушукался — сразу и лес нашелся, и запчасти.... Даже Постнова не пустили, при закрытых дверях... Ну, бурмистр, раз ты такой снабженец умелый, то вот тебе мои унты, и будь добрый, восстанови их заодно с буровой. Я их не на печке лежа прожег, а на производственной необходимости. Пускай теперь акт составят и восстановят. А как же? Так и прокидаться недолго — такие унты!
Справедливость отдать, Виктор правда рабочих не обижал. Наряды закрывал прилично, с керном там управлялся по-своему — умел, короче, умел. Но уж возомнил, вознесся! Ему ж со всех сторон, и в газетах: самый молодой бурмастер! Вот тебе, чтоб не зарывался. По земле ходи-то, по земле, не отрывайся, а то летаешь высоко — сядешь низко. Самый молодой.
Думал, обошлось, раз вышку скомплектовал. Не тут- то было. И угораздило ж меня ту паклю перетряхивать! Стоял бы себе в стороне, а то приедут завтра, пришьют халатное отношение... Если б не пакля — прижали бы мы Толстого, вон и Димка говорит, не молчи. Но ему говорить легко, он — чистенький, а тут, привелись показания давать, Лунев выкрутится. Первому Постнову влындят, а Лунева начальство ставило, начальство и выгородит. А как же. Они своих не забывают. Хотя, приведись, коснется Сергеева — открестятся и от Лунева, лишь бы от себя беду отвести. Они такие, открестятся.
Ну что, Никола-угодник, может, опять будешь агитацию за своего мастера ненаглядного разводить? То-то. Слушай старшего, он как-никак в людях смыслит.
Вообще, тыщу раз зарок давал ни для кого не стараться, а то твоим же салом тебе и по мусалу. Кольку из дыры вытащил, сюда сманил, профессию, можно сказать, дал — дак он же против тебя и выступает. Хоть в слове, хоть в деле. Сидел бы Никола сейчас в своем леспромхозе хилом, трелевал пеньки — пятак за штуку. Брат родной называется — хоть бы спасибо сказал. Слова, совета терпеть не может, гляди, какой самостоятельный. А перед мастером прямо на цырлах, вы, говорит, его не понимаете. Что ты будешь делать! И в кого пошел — сроду никто из Орловых не выслуживался, этот же сам под ноги стелется.
