. Данные наблюдения могут в полной мере отнесены к фразе: «…цесарским венцем от уности украшен, пребогатый Романе», на которую, как на главный аргумент в пользу гипотезы о десигнации, указывает исследователь. Таким образом, принимая во внимание специфику текста, в котором она читается, здесь можно видеть не столько исторический факт, сколько агиографический оборот
>219, подобный тому, какой мы встречаем в позднейшей характеристике, помещенной в конце «Анонимного сказания» под названием «О Борисе, какъ бе възъръм»
>220 и употребляемый с целью уподобления «цесарского венца» венцу мученика, подобно тому как летописец писал в рассказе о варягах-христианах, убитых язычниками (ПВЛ, 983 г.), что они «приимъша венец небесныи съ святыми мученикы и съ праведными»
>221.
Таким образом, если учитывать, что свидетельства, будто Борис был любимым сыном Владимира, могут быть данью агиографической традиции, нет достаточных оснований, чтобы говорить о его десигнации. Назначение Бориса командующим киевской дружиной, отправленной на печенегов (по свидетельству соответствующего фрагмента летописной статьи 1015 г., который, по всей видимости, первоначально являлся фрагментом повести «Об убиении»), может быть интерпретировано как факт военно-политической необходимости, вызванный отсутствием в Киеве других сыновей Владимира, хотя нельзя отрицать, что с этого момента он стал представлять реальную политическую силу, о чем свидетельствует приведенный в повести «Об убиении» и затем повторенный в «Анонимном сказании» и в «Чтении» рассказ о переговорах между Борисом и Святополком, осуществлявшихся через послов>222. По словам составителя повести «Об убиении», Святополк, для того чтобы нейтрализовать Бориса, пообещал увеличить размер удела, полученного им от отца («яко с тобою хочю любовь имети и къ отню придамь ти»), а параллельно подготавливал его убийство с помощью вышегородцев. Трудно сказать, насколько соответствовал действительности данный факт, однако то обстоятельство, что положение Святополка, как мы говорили выше, являлось весьма непрочным, вполне могло толкнуть его на превентивные меры по отношению к Борису. Помещенное тут же в тексте повести упоминание о предложении, сделанном Борису дружиной, – пойти на Киев, чтобы утвердиться «на столе отни», – судя по ответу, который ему приписывается («не буди мне възняти рукы на брата своего стареишаго, аще и отець ми умре, то сь ми буди въ отца место»), возникло под влиянием доктрины о приоритете «старейшинства», которая, как будет показано ниже, сложилась на рубеже XI–XII вв.
