— Да, так и было, — подтвердил Подопригора.
— А могли ли пассажиры знать, какой из автобусов отправится первым?
Никита подумал и отрицательно покачал головой:
— Нет, не могли.
— А шоферы?
— Вряд ли. Мы в тот момент как раз с диспетчершей решали, какая из машин пойдет в рейс.
— Как вы считаете, — вмешался Костин, — гидравлический привод был перебит именно тогда?
— Конечно, — подтвердил Подопригора, — когда я сел в машину, прежде всего, тормоза проверил, и они еще работали. Выходит, минуты за две до этого по гидравлике и ударили.
— А вот интересно, — задумчиво произнес Танюшин, — случайно или нет, испортили именно вашу машину?
Подопригора пожал плечами:
— Наверно, случайно. Ведь никто не знал тогда, что именно я первым поеду в рейс.
Все замолчали. Под окнами проехал грузовик с металлоломом, и его звон долго еще разносился по комнате.
Наконец, Никита закурил и сказал, ни к кому не обращаясь:
— М-да. Сорок пассажиров мог угробить... сволочь!
Костин предложил ему:
— Попробуйте вспомнить все, что происходило тогда в диспетчерской. Прошу вас, не упускайте ни малейшие подробности. Это важно.
Никита кивнул, затянулся и медленно начал:
— В тот день я прибыл на конечную где-то в восемнадцать ноль-ноль. Зашел в диспетчерскую, а там полным-полно шоферни. Ну и, как обычно, шум, гвалт — с диспетчершей спорят...
Подопригора внезапно закашлялся, протер кулаком глаза и вдруг замер:
— Подождите. Один человек точно знал, что пойдет именно моя машина...
— Кто? — коротко бросил Танюшин.
И Никита Подопригора рассказал, что тоже, было, ввязался тогда в спор, но в диспетчерскую вошел мужчина в темно-синем прорезиненном плаще и, возмущаясь, начал угрожать, что от имени ожидающих на остановке пассажиров напишет жалобу. Никите стало неудобно за шоферов и жаль диспетчершу, которая не могла всех перекричать, поэтому он ответил тому, в темно-синем плаще: «Передайте пассажирам, пусть садятся в автобус 98-98», а сам протиснулся к диспетчерше и отметил путевку.
Танюшин попросил меня уточнить, кто тогда объявил о посадке в автобус 98-98, и я подтвердил слова шофера.
— Стало быть, мужчина в темно-синем плаще, — проговорил задумчиво Танюшин. — А других его примет вы не помните?
Я напряг память, но ничего, кроме темно-синего плаща, в голову не приходило. Помог Никита:
— Невысокий, брюнет, брови у него, словно нарисованные.
— Точно, — подтвердил я, — невысокий и чернявый.
И вдруг меня словно молнией пронзило:
— Товарищ полковник, Нюра Пасивина говорила, что папку с документами у нее тоже невысокий и чернявый забрал.
