Скосырев, я и шофер сняли фуражки и минуту стояли молча. Потом мы бродили среди гранитных обломков, смотрели на глубокие трещины в земле, на погнутые железные балки.
Переживая увиденное, на обратном пути мы долго вспоминали других героев, павших в этой войне.
Уже на корабле Скосырев сказал мне:
— Сегодня я еще раз убедился в том, что подвиг Петрищева стоит того, чтобы рассказать о нем людям.
— Спасибо! — сказал я. — Спасибо, что именно мне вы поручили это задание.
Если до этой поездки я более-менее спокойно готовился к выступлению, то после нее прямо-таки сгорал от нетерпения поскорей разузнать все подробности. В каюту я зашел взволнованный. Селин внимательно посмотрел на меня.
— Слушай, ты не болен? Можно подумать, у тебя жар.
— Знаешь, — мечтательно сказал я, — сегодня впервые в жизни я физически ощутил, что такое бессмертие.
Селин молчал. Я подсел к столу, на котором были разбросаны гайки, болты, шестерни, и рассказал ему о Петрищеве, о взрыве.
— Да, — сказал Селин, задумчиво перебирая шестеренки. Помолчал и добавил: — Да! — Потом ударил себя по лбу: — Слушай! Тебе ж из музея звонили!
Я бросился к рубке дежурного по кораблю.
— Товарищ Шпилевой? — услышал я женский голос. — Это Мария Андреевна. Не могли бы вы прямо сейчас подъехать в музей? Если можно, пожалуйста, — не совсем радостным тоном закончила она.
Я доложил о звонке Скосыреву, и он приказал немедленно ехать.
Мария Андреевна встретила меня в директорском кабинете. Рядом с ней в кресле сидел невысокий тучный мужчина с маленькими глазками, над которыми нависали густые, неопределенного цвета брови. Я обратил внимание на его тяжелый взгляд.
— Дмитрий Гужва, — представился он, пожимая мне руку и глядя мимо меня.
Мария Андреевна кивнула в его сторону:
— Вот товарищ Гужва утверждает, что никакого подвига Матвей Петрищев не совершал.
— Как это не совершал?
— А вот так. Не знаю я никакого Петрищева.
— Товарищ Гужва служил в части, охранявшей склады, — пояснила Мария Андреевна.
— Служил, — подтвердил Гужва. — Мы охраняли тот самый арсенал. Когда фашист сунулся в Волногорск, мы эвакуировали все, что смогли, а что не смогли — взорвали, и никто при этом своей жизни, как здесь пишут, не отдавал.
— Ну, а Петрищев? — спросил я.
— Не было никакого Петрищева, — отрезал Гужва.
— Но боец, по фамилии Петрищев, служил в вашей части?
— Может и служил, а может, и нет. Разве всех упомнишь? Но если бы он совершил подвиг, мы бы об этом знали.
Я посмотрел на Марию Андреевну.
