О беженцах из смытого цунами Гаити и небывалой возможности контрактной службы в погранвойсках Доминиканской Республики ради двухнедельного сафари на чернокожих нелегалов.
Я слушал его чудную историю в пол-уха и думал о том, как бы вежливо отвязаться от подозрительного «наркобарона».
Вдруг от дальней стены выкрикнули:
- У кого-нибудь есть дрова?
Секундная тишина, и каждый снова занялся своим бездельем. Я схватился за повод, извинился перед соседом и направился к двум зекам, возившимся в стороне. На обоих болтались чёрные робы со светло-серыми полосками на плечах. Рядом на клетчатых худых баулах лежали скрученные фуфайки.
- Может быть у меня есть, - сказал я им, - но что это такое, дрова?
Они переглянулись и один из них, явив мне почерневшие обломки сгнивших зубов, поинтересовался:
- Ты сколько сидишь?
- Два года, - ответил я. – С хвостиком.
- И за два года ты не узнал, что такое дрова? - прищурился зек.
Я пожал плечами.
- Ты где чалился-то? - спросил второй, весь усыпанный сочными оспинами. – Чё за крытка?
-В Лефортово. Это…
- Понятно, - перебил меня беззубый, махнув рукой. – Дрова — это то, на чём мы ща
будем чифирь подымать. Простынь или харник хозовский есть?
- Харник?!
- Мля, тля! - покачал головой прыщавый. – Полотенце казённое.
Я кивнул и пошёл к сумкам.
- Ты здравый? - донеслось в спину.
Я оглянулся и снова кивнул.
Вернулся я с комплектов постельного белья и советом от наркобарона не связываться с опасными «акулами».
- В рот компот! - засмеялся беззубый, увидев меня с охапкой «дров». - Давай сюда!
Бледно-синими от истлевших наколок пальцами одна простынь тут же была разорвала в длинные ровные клочья. Вторая же беззастенчиво перекочевала в клетчатый баул «на потом». Наволочку отложили в сторону.
Беззубый достал закопченную алюминиевую кружку, шерстяной носок и пакет с мелколистовым чаем. Ручка кружки была обмотана носовым платком, носок - заштопан.
Зек набрал из-под крана воду и кинул несколько жменей чая. Получилось «с горкой». Пока он возился с кружкой, его «кореш» скрутил из полос ткани фитиль и достал спички. С нарочито серьёзной понтовитостью зек одной рукой вынул из коробка спичку, той же рукой ловко её и зажёг, подпалив следом фитиль.
Оба зека сели на корточки. Беззубый натянул на руку носок, локтём упёрся в ногу и крепко стиснул кружку. Второй рукой он поддерживал напряжённую кисть. Его прыщавый товарищ поднёс ко дну пламя.
Зеки застыли. Казалось, они перестали дышать, медитируя на пламя. Но как только кончик фитиля подгорал, прыщавый выдёргивал пальцами с обглоданными ногтями чёрную окалину и поднимал фитиль, точно выдерживая расстояние от огня до кружки.
