Рыжий аккуратно вытаскивает половую доску и по плечо засовывает руку в подпол, в воду. Из одному ему известного тайника он достает герметичный пакет. В нем упакован самодельный кипятильник — «бурило».
В ШИЗО Рыжий сидит второй месяц. В свои восемнадцать лет он с трудом окончил шестой класс и за прогулы уроков зачастил в карцер. Получение среднего образования в лагере обязательно. Рыжий, проучившись пару месяцев, прячется от инспекторов, а пойманный — с облегчением едет в изолятор. «Здесь я свободен! — говорит он. — А школа — это тюрьма в тюрьме». Однако лагерную жизнь этот акуленок знает стократ лучше меня и «курк;ми» в камере, то есть тайниками, заведует он.
В одном из «курков» убран чай, в другом табак, в третий тайник Рыжий умудряется впихнуть одеяло, на котором мы днем спим на полу по очереди, пока другой сторожит возле двери. Тщательнее же всего Рыжий прячет бурило.
Про бурильники мне рассказывал еще отец, ими он кипятил воду в армии. Но мы вместо лезвий от безопасной бритвы используем две плоские железки. Между ними — спички, конструкция связана нитками, и к каждой железке подведен провод. Один мы суем вглубь патрона, выкрутив лампочку, второй «кидаем на массу». Кружка вскипает за две минуты. Пока настаивается крепкий чай — «купец», или «купчик», Рыжий прячет бурило. Шмон может ворваться в любой момент, а ценный агрегат превыше всех благ.
Мы пьем чай из одной кружки, обжигая губы и грея ладони. Традиционно делаем по два глотка и передаем кружку, вежливо разворачивая ее ручкой к соседу. От крепости заварки кровь разгоняется и ломит виски, нас обоих охватывает теплое возбуждение. Рыжий аккуратно курит в форточку. Я смакую конфету. Кончиком языка прижимаю к нёбу кроху дешевого соевого шоколада и жду, когда она растает. Мы с Рыжим счастливы, мы живем мгновением, и сейчас у нас праздник.
Лефортово-Медведково.
Утро не предполагало приключений. Мысль о дне рождении, конечно, радовала, но как-то буднично. Во-первых, в камере Лефортово я встречаю уже третью днюху. А, во-вторых, меня давно тут всё задолбало. Почти тысяча дней на восьми метрах без уединения и горячей воды. Намедни суд влепил мне девять лет общего режима, и впереди неизвестность предстоящего этапа. Ну и какой тут праздник?
Однако сегодня ожидалась передачка. От этого знания в груди было мягко, а желудок замер в предвкушении. Ухо бывалого арестанта всегда распознаёт звук упавшего за дверью мешка. Иногда в камере сидело два опытных, и оба ожидали передач. И когда шелест за металлом дверей возвещал о «грузах», начинались гадания – чей мешок.
