Самое тяжёлое во всём мною описанном - это заняться собой прямо сейчас. Но именно так и вырабатывается та сила воли, о которой мне когда-то рассказывал сокамерник, охотник за секретами ЗРК С-300.
И не забываем, друзья, о столь важной пятиминутке перед сном для любимых, но усталых глаз, с которой мы и начинали наш самый лучший день.
В райских кущах вы сейчас или в адском котле - здоровья вам!
В «чёрный» лагерь меня привезли в конце января. После трёх недель карцера с мокрыми стенами и наглыми крысами я «поднялся» в зону с мыслями о вольных блинах, жарких кострах и девичьих хороводах.
Конечно же, ни блинов, ни русых красавиц в лагере я не встретил. Печенья, правда, было вдоволь и опытная «девушка» предлагала скрасить вечера, но всё это было что-то не то. Душе чего-то не хватало. И тут подоспела масленица.
Наш лагерь удовлетворял притязаниям всех российских конфессий. Напротив штаба красовалась просторная деревянная церковь, вход в которую на Рождество и Пасху был открыт до полуночи. Чуть позже рядом с ней начнут воздвигать и колокольню. В одном из бараков была обустроена молельная комната с коврами на полу, и пару раз в день оттуда разносился призыв муэдзина. Но и вне молельной комнаты в бараках то тут, то там правоверные читали Намаз. В медсанчасти лагеря кабинет психлаборатории с эротическими обоями был отдан под медитации. Христиане, мусульмане и единственный на всю зону буддист имели свои помещения для обрядов и тем были несомненно довольны.
Не доволен был я. В лагере не было капища.
Давным-давно, ещё до своего ареста, я несколько лет подряд ездил весной за город, где мы с сотней ребят и девчат в русских нарядах палили костры, штурмовали снежные крепости и водили хороводы. В гостях у знаменитого кругосветного путешественника Виталия Сундакова мы пускали по кругу братину с медовухой и угощали друг друга вкуснейшими блинами. Приносили на сооружённом Капище требы и славили Богов. Отдыхали и веселились.
Я так сильно привык к этим праздникам, что оказавшись в тюрьме, продолжал их отмечать даже в тесных камерах Лефортово. Пусть и символически, но, тем не менее, я жёг костерок в своей миске для баланды, трижды перешагивал через огонь, шепча прославления, и обливал себя холодной водой из тазика. Соседи удивлялись по-разному. Ваххабиты неодобрительно хмурились, китайцы округляли глаза и хлопали в ладоши, инспектора подглядывали в глазок и смеялись. Мне же было плевать на всех.
