Молодой русский парень — по виду и не скажешь, что он решает судьбы людей в колонии — подошёл ко мне, поздоровался и спросил, когда я начну празднование. Остроносые, до блеска начищенные туфли, чёрные брюки и чёрная же рубаха — всё вольное и качественное. В руках он держал фотоаппарат — немыслимый для зоны «запрет».
- Думал в полночь начать, - ответил я, - но судя по количеству и качеству публики, начну сейчас.
- Отлично, - улыбнулся он. - Есть в чём нужда?
- Потребуется тишина, - сказал я. - Это всё.
Он кивнул и вернулся к братве, что собралась у входа в барак. Половина из них была в солнцезащитных очках и все — в булых носках, неизменном атрибуте блатного арестанта.
Я пошёл за куклой, колесом и граблями.
По пояс раздетый и с закатанными до колен штанами я босиком вышел из барака. Красный пояс светился солнечным закатом и притягивал взгляды. Но, всё же, в центре внимания был несомненно Ярило. Кто-то смеялся, другие тянули к нему руки, сверкнула фотовспышка. За мной несли два больших таза с водой — будут вместо речки и, при случае, огнетушителями. В карманах лежал пакет с крупой в мёде и пара десятков цветных ленточек.
Крепко, чтоб уже не убежал, мы привязали к шесту Ярило. Чуть возвышаясь над толпой, он был вот-вот готов двинуть прощальную речь.
- Это кто, Джордано Бруно? - крикнули из толпы.
- Нет, это враг Экстремиста. - ответили там же, - Чем иголки втыкать,
лучше сразу сжечь.
- Одежду жалко! Экстремист, - кричали мне, - давай махнём на робу, всё равно ведь сожжёшь.
- Надевай Эверласт, - ответил сосед, - и залазь в костёр вместо куклы.
Толпа балагурила. Я стоял, улыбался и молчал. Ждал, пока все отшутятся. Чем дольше, тем лучше — небо стремительно темнело, ещё чуть-чуть, и будет красиво и ярко.
Но «положенец» поднял руку и негромко сказал:
- Хватит! Убили шум!
Не сразу, но все успокоились и замолчали.
Небо с редкими пёрышками далёких облаков сменило палитру голубых оттенков на бордо. Ещё минут двадцать и мягкий фиолет станет отличным фоном для золотого огня.
Люди сгрудились полукольцом вокруг шалашей дров и замерли в ожидании. К окнам барака прилипли десятки лиц. Как дети на ёлке, подумал я. В «локалке» их собралось под сотню. Здесь были все возможные для лагеря нации. Худые, но самые блатные грузины. Наглые, когда их много, азербайджанцы. Хитрые мастера интриг — армяне. Молчаливые и взрывоопасные чеченцы с дагестанцами. Вечно улыбчивые узбеки с таджиками. Кругленькие татары. И все они — среди огромного разнообразия русских. Никогда ещё мне не приходилось выступать перед столь интернациональной публикой, да ещё и зеками, кто только и ждёт возможность придраться к словам.
