До посадки Семён Аркадьевич держал в Костроме десяток пунктов по сбору металла, из-за него он и сел. Километр разобранной ж/д ветки с двумя опорными башнями ЛЭП вызвали резонанс в местечковой журналистской среде. От крупной взятки отшатнулся даже городской прокурор, и сборщику металлолома пришлось перебраться в СИЗО.
За решёткой талантливый коммерс не растерялся. Не без помощи заинтересованной в теневых доходах администрации, он быстро выбился в бугры «козлятника». «Порядочным арестантам» зарабатывать на зеках неприемлемо — такой уклад Семёну Аркадьевичу был только на руку. Монополия везде сверхприбыльна.
Со временем бугор внедрил в жизнь грандиозные финансовые проекты. Как только в лагерный магазин приезжал грузовик с товаром, первым всегда закупался седьмой отряд, оставляя после себя пустые полки. В жилке у Семёна Аркадьевича был свой человек — «барыга». Когда караван шнырей с пузатыми клетчатыми баулами шёл через всю «жилку», наблюдатели зычно пробивали: «Завоз!». Уже через полчаса в секции у барыги было не протолкнуться — мужики отоваривались чаем, сигаретами, шоколадом и тушёнкой. Естественно, втридорога.
Если кто-то нуждался в «запрете»: футболка, кроссовки, керамическая посуда, телефоны, зарядные устройства, спирт — Семён Аркадьевич доставал всё, были бы у клиента деньги.
Своих подопечных «козлят» Семён Аркадьевич распределял на те или иные должности тоже не без интереса. Голодранцы без поддержки с воли тянули плуг на контрольно-следовой полосе, чистили территорию, красили заборы и бараки, асфальтировали, тянули колючку — содержали в порядке весь лагерь. Те, кто мог платить, покупали должности дневальных, библиотекарей, каптёров и ежемесячно перечисляли бугру немалые суммы.
Даже за койко-место в чистой и отремонтированной секции вносилась абонентская плата — тюль на окнах, цветы на подоконнике и телевизор на тумбе для «бедолажной чесотки» считались пределом фантазий.
Когда Пётр Ильич пришёл к бугру, тот сидел на широкой деревянной кровати, расслабленно откинувшись на пухлую подушку. Закрытые на окнах жалюзи маленькой секции создавали мягкий полумрак. Рядом с кроватью на журнальном столике лежал в вазе крупный чёрный виноград. Звук плазменной панели на стене был выключен, но лесбийские игры на нём выглядели настолько завораживающе, что как ни старался Пётр Ильич изображать чувство вины, взгляд его всё равно тянуло к экрану.
Семён Аркадьевич на удивление бойко подскочил с кровати, искренне улыбаясь подошёл к гостю и коротко пробил в печень. Пётр Ильич всхлипнул и сполз в ноги к бугру прямо на коврик с надписью: «Добро пожаловать!»
