Справившись со слабостью и восстановив дыхание, я подошёл к двери, загремел по ней кулаком и заорал:
- Старшой, пусти в туалет, дай умыться! Суд скоро!
Послышался приближающийся звон ключей и голос из-за двери спросил:
- На людей кидаться будешь?
- Где ты людей тут увидел? – усмехнулся я. – Ты да я, да мы с тобой.
- Я ухожу, - пригрозили из-за двери.
- Постой, начальник, - заволновался я, - да на кой они мне. Сам же знаешь, я спокойный, если меня не провоцировать.
Замок отщёлкал пару оборотов и дверь открылась ровно на столько, чтобы в неё просунуть обе руки.
- Ага, спокойный, - пробурчал охранник, - видели недавно. Давай руки, нацист херов!
- Я не нацист, я - националист, - в стотысячный раз терпеливо поправил я.
На запястьях щёлкнули наручники и дверь распахнулась.
Улыбаясь, но не теряя бдительности на пороге стоял капитан. Позади него хмурился, делал грозный вид молодой «летёха». Вдаль уходил перспективой длинный коридор с железными дверями камер. Где-то там, за одной из них страдает Зая – держись, милая!
- Что в профиль, что в анфас – один ананас! – хохотнул офицер. – Дуй в конец коридора и направо, умойся там, а то как алкаш после запоя.
- Я не пью, - ответил я и посмотрел на наручники. – В браслетах что ли?
- Ты скажи спасибо, что мы вообще пошли навстречу, - деланно возмутился капитан.
– Давай, иди уже, справишься!
- Спасибо, - буркнул я и пошёл в туалет.
Лейтенант увязался за мной, дверь закрыть не дал, смотрел и как я моюсь, и как мочусь. Назло ему пёрднул громовым раскатом.
Часа через три я уже стоял в клетке судебного зала и, не обращая внимание на шубуршание присяжных, бубнёж прокурора, клёкот судьи под золотым гербом, смотрел и смотрел на входную дверь, звал, кричал, молил, лишь бы увидеть её.
Мне пока везло, все прошлые судебные допросы мы провели вместе, бок о бок и никогда я так не любил её, как в эти краткие моменты для всех сомнительного счастья. Для всех, но не для нас…
Ещё не так давно я проводил рядом с Заей, бывало, сутки напролёт и расставался с ней по утрам или вечерам, зачастую с облегчением. Баба рядом – это слюни и сплошное «сю-сю». Расслабляет! Затягивает в семейное болото и усыпляет бдительность. В нашей войне это уже, считай, проигрыш. Сколько раз я порывался не возвращаться к ней? Погоревала бы, позлилась, но сейчас была бы на свободе. Но никогда я так не мечтал увидеть Заю, как сейчас.
- Котов!
Удар деревянного судейского молотка оборвал сладкопечальные мысли, и я повернулся к судье.
