«Вот и в самом старом городе мира. Хотя и с бронированными вагонами, со стражей, удалось проникнуть. Город на краю пустыни, но сам весь в воде. Сады, ручьи. По корану — здесь все для рая…»
Вавилов усмехнулся и начал заполнять новую открытку.
«Я опечален, дорогая, но должен написать тебе — я поймал малярию. Будет очень неприятно, если это изменит мои планы. Первые приступы случились, когда я был вблизи провинции Друзов (Ю. Сирия). Французские власти разрешили мне пойти в эту область.
Я нашел здесь дикую пшеницу в местах, не указанных в литературе. Теперь я тороплюсь в Бейрут, пойти к врачу. Это очень жаль, т. к. на счету каждый день и я не могу себе позволить болеть».
Про малярию пришлось написать. Вернешься домой, начнет трепать, не скроешь. Но о том, что он ездил от селения к селению с белым флагом мира и собирал колоски под обстрелом, Николай Иванович жене писать не стал. Зачем зря тревожить? Тем более, к счастью, все позади.
Отложив нарядную открытку и принимаясь за кофе, Вавилов думал о том, что все его путешествие по странам Средиземноморья проходит в преодолении бесконечных помех и преград, какие чинят то природа, то люди. И люди, пожалуй, больше.
Хотя и в Лондоне, и в Париже принимали его с большим почетом. Он уже был не только известным ученым, по и лицом официальным — директором Института прикладной ботаники и новых культур, членом правительства — ЦИКа СССР. (Впрочем, последнее обстоятельство иногда даже осложняло дело: газетчики путали ЦИК с Коминтерном, что делало Вавилова особенно опасным «красным комиссаром» в глазах чиновников.)
Во всяком случае, с визами везде было туго. Сколько пришлось истратить времени и энергии в Париже, пытаясь получить разрешение посетить страны Средиземноморья, которые тогда были владениями Франции — Марокко, Алжир, Тунис и Сирию. Спасибо, помогла «прекрасная маркиза» — госпожа де Вильморен, возглавившая после смерти супруга прославленную на весь мир семеноводческую фирму, с работой которой Николай Иванович специально приезжал знакомиться еще в молодости, в 1914 году.
Маркиза отличалась поразительной энергией. О знакомстве с нею Николай Иванович писал домой в юмористических тонах, но и с восхищением:
«Был у маркизы de Vilmorin. Готовился, как никогда. Был званый обед. Директор здешнего И. Прикл. Ботаники Шевалье, дети с женами (Вильморен).
Пришел раньше времени. Входит леди. Сначала не понравилась. Возраст неопределенный. По детям лет 50–55, но и брови, и волосы, и губы крашеные. Лицо, правда, красивое. «Je suis tres fatiguee 5. И все такие бестолковые, глупые. Вы этого не находите». Ну, думаю, ни черта не выйдет.
