Многие соседи тоже повыскакивали кто в чем.
Группы новобранцев шли достаточно слаженно крепким строем. На ком-то совершенно новые доспехи, похожие на чешую дракона, черные с серебряными вставками. У кого-то заметно потертые и даже погнутые в некоторых местах. Наяда с ужасом догадалась, что эти доспехи достались совсем еще юным мальчишкам от отцов и братьев. Большинство из новообращенных воинов не успели обзавестись первой щетиной, но уже взвалили на себя бремя войны.
Наяда пробиралась между горожанами, чтобы получше рассмотреть солдат. Никто ей не мешал.
На лицах тех, кто постарше читалась обреченность. Парнишки помоложе старались храбриться и гордо задирать головы, чтобы их эмоции было сложнее прочесть.
— Они идут умирать. Их убьют, — сама себе прошептала Наяда, впервые в жизни холодея от подступившего к горлу страха. Это ощущение было настолько для нее в новинку, что девушка едва не задохнулась.
Горожане молча смотрели на солдат, глядя на них уже как на мертвецов. Король Сайвос сошел с ума, если забирает на войну почти детей. Наверное, каждый, кто вылез из дома подумал об этом.
Наяда набрала в грудь побольше воздухе, прижимая правую руку к сердцу и запела:
Братья спешат на выжженную землю,
Чтоб исполнить приговор,
Шаг стальной чеканя,
Идут они на смерть.
Ее голос разнесся по толпе, окутывая каждого, кто потерял в войне любимых и родных. Наяда не думала останавливаться. Впервые слова сами складывались вместе и превращались в грустную песню, почти что отчаянный крик, провожающий тех, кому не суждено вернуться.
Отец говорил мне,
Война — есть смерть и зло,
Он познал всего сполна,
Пересекая поле трупов.
Наяда заставила себя продолжить, взглядом найдя в толпе начальника стражи Вилмета. Ее голос стал сильнее и громче.
Отец говаривал мне,
Король сошел с ума!
Проклято его правление
И венец кровавый.
Что голову убийцы…
Тот венец венчает.
Последние слова девушка из себя выплюнула. По толпе горожан разнеслось удивление. Кто-то прослезился, кто-то застонал в голос, не смущаясь.
Хеуд подхватил девушку сзади, закрывая ей рот ладонью и оттаскивая из толпы. Наяда сопротивлялась, но слишком слабо, заметив, как шагающие солдаты на ходу салютуют ей, прижав правые руки к сердцам, которые вскоре навсегда замрут. Многие из них в почтении перед другими павшими, которые уходили на фронт той же дорогой, опустили голову.
Кто-то из горожан подхватил ее песню, запев последний куплет. Это последнее, что Наяда услышала, пока Хеуд затаскивал ее в дом.
