вспомнилась Канада . . . "Долой английский ... то бишь сталинский произвол". Сбегаю по лестнице, начинаю с Н. И. звонить по квартирам. В стеклянных дверях показываются испуганные лица, что-то им кричу. Л. Д. сносят с лестницы. Позже он рассказывает забавную подробность; т. к. несущих было всего трое, им было тяжело, все время невероятно пыхтели и часто останавливались отдыхать.
Во дворе у подъезда -- машина, в нее буквально втискивают. Сергей садится уже на ходу, без шапки. На дворе несколько недоуменных лиц. В машине нас 9--10 человек, битком, друг на друге. В окно видим машины спереди и сзади--"провожают". По дороге предлагаю брату выскочить, оповестить товарищей и Аню. Не соображаю, что в суматохе И. ушла. На Лубянской площади делаем попытку; горячимся, за нами смотрят в оба. Сергей успевает просунуть лишь ноги -- дверцами его прищемляют. Обоих нас держат. Подъезжаем к Каланчевской площади -- месту расположения вокзалов. Заворачиваем, но не на Казанский, а все на тот же знаменитый -- Ярославский. Въезжаем во двор, кто-то вскакивает на подножку и указывает путь. Высаживаемся почти у платформы. Из задней машины выскакивает Беленький93 и К°. (И этот трусливый глупец здесь). "Как с вещами?" -- спрашивает Л. Д. "Все, все доставлено", -- отвечает Беленький. -- "Вы лжете, как лгали тогда у покойного Иоффе94, что не было мне письма, а сами украли его"95. Л. Д. ведут под руки, затем начинают нести. Пусто. Вдалеке редкие железнодорожники. Кричу им: "Товарищи рабочие, смотрите, как несут товарища Троцкого". У одного (Л. Д. видит) взволнованное лицо. Меня хватают за спину и то, что называется, за шиворот. Слышу грубые ругательства: "Замолчи" . . . Вдруг выпускают, сразу не понимаю, в чем дело. Продолжаю кричать. Позже узнаю: Сергей ударил державшего (того же Барычкина) по физиономии. "А так как, -- рассказывал он, -- мишень у него широкая, попал неплохо". Тот пустил меня сразу, закрыл лицо рукой и отошел . . .
У платформы стоит отдельный вагон (Сев. дор. 5439) с паровозом. Повторяется история у дверей -- нас никого не пускают. Затем предлагают ехать всем до места назначения. Жалкая неразбериха -- как растеряны.
В вагоне занимаем отведенное нам купе; там же у окна садится гепеур. У открытых дверей становится другой. Л. Д. шутит, вспоминает увоз, вообще ищем веселую сторону этой "поездки". О Дерибасе Л. Д. замечает: мелкий, жалкий карьерист. О Беленьком: тот Гриша96 (брат его) за границей был эмигрантом-революционером, этот, кажется, просто скрывался от воинской повинности. Затем он нарочито громко начинает говорить о том, как у нас высылку не умеют организовать как следует быть, как и хозяйство наладить. Одно к одному. С ненавистью говорит о неряшливости -- это не случайная черта ... И в хозяйстве, и в теории, и в высылке. Эта черта мелкобуржуазная. (Кстати сказать, как говори
