— Да что же это такое?
Мирослав отбил пальцами дробь по рулю, ловя себя на мысли, что еще чуть-чуть — и превратится в заботливого папашку.
В квартире стояла тишина. Мир прошелся по первому этажу, но Ласку не нашел. Мужчина поднялся наверх, ожидая найти пропажу в своей комнате, но Славы не оказалось и там. Если бы он не увидел кеды девушки на пороге, то решил бы, что ее вообще здесь не было.
Но нет. Где-то Ласка да пряталась.
Соколовский оказался прав: Слава нашлась на первом этаже, в его кабинете. Мужчина привалился к дверному косяку, сложил руки на груди и с ухмылкой начал наблюдать за тем, как Огнева, сидя за его столом, перебирает кучу бумаг и смешно хмурится.
Интересно, она и правда пыталась таким образом что-то о нем узнать?
— Знаешь, Ласка, — тихо произнес Мирослав, но Слава вздрогнула и подняла свой перепуганный взгляд на мужчину, — я, конечно, слышал, как говорят: «Хочешь что-то спрятать, положи на самое видное место», но не до такой же степени. Кабинет? — усмехнулся он. — Ты серьезно рассчитывала здесь что-то найти?
Мирослава прикрыла глаза и, сжав руки в кулаки, часто задышала. Соколовский закатил глаза: ну вот, кажется, он ее напугал. Мужчина оттолкнулся от дверного проема и медленно направился к девушке, обошел стол и встал за спиной у Ласки, положил ладони ей на плечи и, крепко их сжав, тихо произнес:
— Может, тебе подсказать, где надо было искать?
Девушка тут же подскочила, а Мир пнул в сторону кресло, внезапно ставшее между ними преградой, затем он прижал Славу к себе, скрестил ладони на ее животе и положил подбородок на ее правое плечо.
— Так быстро? — шепнул он и подул на белоснежные волосы. — Я еще не сказал, где надо искать, а ты уже туда направилась.
— Соколов, — уверенно произнесла Ласка, и на этом терпение мужчины закончилось. Он быстро развернул девушку, усадил ее на стол и вклинился между ее широко разведенных ног. Уперся ладонями в стол и практически с рычанием произнес:
— Соколовский, Ласка. Неужели так трудно запомнить?
— Нет, я… — Слава шумно вздохнула и сложила свои маленькие ладошки на его грудь. Она не отталкивала и не гладила. Она словно обозначила линию дозволенного, пунктирную границу, над гибкостью которой сама еще раздумывала. Ведь стоило Мирославу чуть-чуть наклониться ближе, так и ладони девушки пришли в движение, по-прежнему невесомо лежа на его груди.
