Делаю хвост и чищу зубы.
Потом долго смотрю на свой в хлам помятый гардероб. В комнату никого не пускаю. А когда нужно надеть костюм в офис на очередное собрание просто заказываю новый. Вон они уже кучкой валяются на полу. Беру не самую грязную футболку. Сначала пытался найти чистую, но понял, что это как найти воду в пустыне. То есть возможно, если знать где, а где, я не знаю.
Натягиваю брюки через новые муки боли, проклиная врачей, которые не могут понять, как унять эту агонию. Твари. Только деньги мои нужны. Пытаюсь разобраться в себе.
Почему я вообще задумался о чистоте одежды.
Выкатываюсь в коридор и проезжаю мимо лестницы. Не хожу наверх. Там комнаты сестры, матери, отца, моя старая.
Там как склеп и ходить туда, как побывать на кладбище, где нет только моей сестры.
Она катается по Европе за мой счет. Главное, что больше не работает проституткой. Надеюсь.
Перед столовой слышу смех и застываю. В груди образуется теплый шар, и становится почти больно. Это с кем она смеется… так?
Закатываюсь внутрь и вижу, что она убирает тарелку Генриха, который корчит рожу. Да, он часто ест со мной, но это моя столовая. Мой повар. И смеяться она должна так только со мной. Но, конечно, заметив меня, веселиться она перестала.
Дрянь. Выкинуть ее из дома. Оскорбить. Поиметь бы… Не была бы блондинкой.
— Вы работать пришли или ржать? — смотрю на водителя, но тот спокойно допивает чай. Он тоже продержался дольше всех, потому что умеет мне ответить. Умеет побороть мой гнев иронией.
— Лично я пришел пожрать, ну а поржать это святое. Тем более поднимает настроение. Попробуйте, Харитон Геннадьевич.
— Я попробую тебя уволить прямо сейчас.
— И сдохните с голода. Все было просто замечательно вкусно. Еще никогда в этом доме не было такого повара. Такой женщины, — этот хмырь целует ей руку. А меня уже потряхивать начинает.
— Иди помой машину.
— Она чистая…
— Тогда протри от пыли! Вылижи! Можешь на нее поссать! Выйди, я сказал! — разорался я, не сдерживая, а когда он ушел, сел за стол и как ни в чем не бывало стал есть рисовую кашу.
Обыкновенную рисовую кашу.
Густую, наваристую, сдобренную маслом, сахаром и смесью свежих ягод. Я вообще забыл, когда ел что-либо подобное.
Она смотрела, пока я ел, но решила уйти, но я заколебался находиться один.
— Вы сказали, что это будет самый вкусный завтрак в моей жизни. Но рисовая каша не тянет на кулинарный шедевр. Это просто… Каша.
Она молчит, словно ждет чего-то.
— Принеси еще.
