Ким: «Она постоянно жалуется, что я ей не доверяю, но все, что я делаю, – лишь расставляю границы, чтобы ничего не вышло из-под контроля. У нее “комендантский час” в девять вечера, в это время она должна отметиться дома, где бы ни была. И конечно, никаких свиданий и ночевок. Это надежный рецепт от проблем».
Я сказала, что не понимаю, почему она так обеспокоена. У Мелиссы были хорошие отметки, и все шло неплохо.
Ким: «Да. Но я знаю, что происходит, если не присматривать за детьми в этом возрасте. Они выходят из-под контроля за секунды».
Было видно, что Ким беспричинно ожидает от дочери только плохого, и я не была удивлена, что шестнадцатилетняя девушка обижалась на столь жесткие ограничения. Ей даже не разрешалось пойти вечером в кино и остаться до конца сеанса, если требовалось успеть домой к девяти. Однако Ким настаивала на том, что ее дочери требуется защита.
Ким: «Вы ведь знаете, какие страшные вещи случаются и как просто попасть в неприятности. Жаль, что моя мама не заботилась обо мне так же, как я забочусь о Мелиссе. В жизни было бы меньше хаоса».
Я попросила Ким хорошенько подумать, не связано ли ее беспокойство о дочери с трудностями в ее собственной жизни. Могли ли это быть призраки прошлого?
Она задумалась.
Ким: «Наверное, я всегда сомневалась, буду ли хорошей матерью. Знаю, что немного поздновато об этом говорить… У меня было ужасное детство, но я подумала: “Все в прошлом, и пора кончать с этим. У меня сейчас хорошая жизнь. Надо просто стиснуть зубы и продолжать”. Но у меня помойка вместо прошлого».
Глаза Ким наполнились слезами. Я уверила ее, что как только мы основательно разберемся с «помойкой», она больше не будет иметь над Ким такую власть. Я спросила: «Что происходило дома, когда ты была маленькой?»
Ким: «Единственный человек, которому я доверила рассказ об этом, – мой муж… У меня было кошмарное детство. Отец был тираном с приступами сумасшедшей ярости. Он избивал меня и регулярно швырял об стену. А мама просто стояла и молча смотрела. Она ничего не делала! Она позволяла ему обращаться с собой как с ничтожеством, она позволяла ему так же обращаться со мной. Я расплачивалась за то, чтобы у нее был муж и видимость семьи. Ее волновало только то, что подумают другие».
Когда в семье присутствует насилие, мать превращается в испуганного ребенка, беспокоящегося больше о собственной защите от физической или психологической жестокости, чем о защите дочери. Она прячется, иногда используя своего ребенка в качестве щита от нападения агрессора, вместо того чтобы предпринять необходимые меры и выгнать обидчика из дома.
