В то время отряд боролся за выживание. Терял старые привычные работы, искал новые. Срочно потребовалось ставить и убирать боны, обеспечивая защиту акватории при перегрузке нефтепродуктов. Иван Васильевич был одним из тех, кто начинал эту работу, и, несомненно, лучшим из всех.
Он управлял катером не так блестяще, как Виктор Морозов, но очень уверенно, стабильно и спокойно. Люди любили с ним работать. Он был прирожденным воспитателем, «батей».
Как-то к нему попал сменным помощником ленивый и бестолковый судоводитель, на которого я, грешный, давно махнул рукой. Он, конечно, не стал толковее, но Иван Васильевич сумел пробудить в нем жажду деятельности и профессиональную гордость. Человек этот здорово изменился. А мне стало стыдно за себя и хорошо за него.
Приемы работы спасательных катеров-бонопостановщиков типа «Арнеб» Иван Васильевич искал творчески, шлифовал и внедрял в массы. Сегодня уже мало кто помнит, что вытягивать боны и некоторые другие объекты катерами этого типа задним ходом начал капитан Бучака.
Когда малопьющие бездельники, безрукие любимчики начальства в очередной раз заваливали какое-нибудь дело, вызывали Ивана Васильевича. Долго и нудно объясняли, что требуется сделать. Иван Васильевич дожидался перерыва в ненужном инструктаже, чтобы тихо сказать: «Ладно, мы попробуем».
И уходил, и делал все, как надо.
До последнего своего дня, совестливый потомок русских крестьян, он не приемлил дарового куска хлеба. Пахал, как вол. Уже после первого инфаркта, когда здоровьишка у него заметно поубавилось, и с капитанства его сняли, он продолжал вести занятия по ВМП с судоводителями и всегда был готов при нужде подменить кого-то из капитанов.
Негромкая доблесть в нем терялась за подлинной интеллигентностью и душевной мягкостью. Его чудесная улыбка всегда несла оттенок извинения. Иван Васильевич — настоящий моряк и человек, созданный по образу и подобию Божьему, скромностью прикрывал свою удаль и лихость.
А сейчас, в гробу, Господь принял от него излишек скромности. Он лежал, слегка откинув кудрявую голову, полный достоинства и задорной отваги, знающий себе цену боевой моряк.
Это выражение непостижимым образом сочеталось с видом обретения покоя после страшной усталости. Как любой русский мужик, он тащил на своих плечах непомерный груз забот и тревог. Тащил безропотно и честно. И теперь на его усатом лице высветилась сладкая гримаса отдыха:
– Все, ребята. Я свой долг выполнил и отдыхаю. Давайте дальше без меня!
