разносчик газет, совершая кульбиты,
не весит нисколько, не пахнет ничем.
от нас обязательно требует быть и
мы тут же — конкретны, а не вообще.
садимся в повозку, любуемся клячей,
мы, да, настоящи и, да, навсегда,
разносчик газеты, и он — настоящий
и то, что газете — остаться одна,
и то натурально, что лыжная палка
во конскую спину дрожит вонзена,
и сразу понятно, что время — гадалка,
случайное — гуща, а мы — письмена.
