еще я помню эти воскресенья.
гуляли в парке, белочек кормя.
работал тир, летали карусели,
и продавалась всякая херня,
но был на это маменькин завет
не сметь херню хотеть. и мы не смели.
а как хотеть хотелось, бог ты мой,
тот самый мой, что есть на самом деле.
вот этих две бы, тех бы по одной,
такой бы жменьку, этой бы стаканчик
и целых сто на палочках херни.
но мы терпели. к белочкам брели.
и я и ты, мы оба были мальчик,
у нас был руль и я всегда рулил,
а у тебя как будто был сигнальчик,
и мы как будто были жигули,
прохожих объезжая на аллее,
гораздо громче всех и жигулее.
еще я помню эти выходные.
мы на Орели. рыбины с ладонь,
и все вокруг такие молодые,
кто нынче умер, то есть выходной.
на то есть строгий папенькин наказ.
не сметь реветь. и вот как налитые
стоят глаза, и ничего из глаз.
а что как там тот самый: бог ты мой?
а что как принял каждого в святые,
они сидят, и правит их страной
не важно кто, но важно, чтобы лётчик,
они сидят в кафтанах, например,
и в красных кедах, больше на размер,
