Сказки про Ивана-Царевича и Иванушку-Дурачка | страница 92



– Очень, знаете ли, необычные семена – сказал озадаченный Лавр Ильич – Совершенно незнакомый сорт. У вас горшочек какой-нибудь найдется? Я бы высадил, да и понаблюдал, если вы не возражаете…

Маруся встала и вышла, чтобы поискать горшок. Вернулась она с широкой и низкой фарфоровой вазой.

– Подойдет?

– Да, спасибо – пробормотал Лавр Ильич, взял вазу и удалился к себе.

– Так – очень серьезно сказала Маруся, сев напротив Иванушки – А теперь расскажи мне все по порядку.


44.


– Но откуда он взял маску?

– Получил ее в подарок от самой хозяйки, наверное.

– Которая его любила?..

– Да, любила. Она многих любила и многих еще полюбит.

– И каждому дарит маску?

– Не знаю, откуда же мне знать?

– А зачем она их дарит?

– Чтобы потом узнать и приголубить мертвеца. Стать сперва его новой матерью, чтобы потом стать его любовницей, чтобы потом зачинать от него…

– Тупая биология!

– А вот и нет. Тут доказательство чувства, страшного в своей полноте, неизменного, неутолимого, глубокого, бездонного…

– А ты подарила бы свою маску?

– Конечно. Но только не одну, а две. Чтобы мальчик и девочка.


45.


Василиса Прокофьевна и Анна Леопольдовна пили чай. Но не на кухне, как было заведено раньше у Василисы Прокофьевны, а в большой комнате за круглым столом под широким оранжевым абажуром с бахромой. Так Анна Леопольдовна показывала, как рада своей гостье и Василиса Прокофьевна это поняла и оценила.

– Митенька ушел так внезапно – тихо говорила Анна Леопольдовна – Он ведь был покрепче меня, все-все по дому делал. Но в последнее время стал часто отлучаться. Да, и надолго, знаете, Уйдет, бывало, на рассвете, а вернется только к ужину. И всегда что-нибудь с собой приносит. То чашку разбитую, то флакончик какой-то, то веточку с цветком. А раз принес мне яблочко. Съешь, говорит, Аннушка, а косточки на участке посади. Ну что ж, я посадила, да ничего из этих косточек так и не взошло – Анна Леопольдовна вздохнула – А он ведь у меня профессором был, так все-все за собой записывал. Каждую мыслишку, каждое наблюденьице. Там в доме его тетради остались, так вы взгляните, если будет охота. Я эти записи читала, конечно, но сама с Митенькой говорить не решалась. Думала, что раз он помалкивает, то и не моего ума, значит, это дело. Очень я его уважала… А в тот вечер он пришел на закате очень усталый. Сел вот так в кресло, улыбнулся и говорит: «Так чаю мне хочется горячего. Будь добра, принеси, Аннушка». Ну я и принесла ему чашечку. Гляжу, а он уж и не дышит. Вот так с моим именем и ушел, а я зачем-то осталась…