передние лапы. Так, решил Иван, здесь, значит, все свои. Обменявшись рукопожатием с улыбнувшемся ему Зевом Вольфовичем, он присел к столу, ожидая, когда с ним заговорят. От нечего делать он стал рассматривать фотографии бывших директоров Центра и вдруг узнал в одном из них своего учителя истории Николая Николаевича Кузнецова, Никника, как все его называли. В первое свое посещение Иван его не узнал, так как на фотографии Никник был гораздо моложе, чем в те годы, когда учительствовал в школе, и одет на фото он был в военную форму с петлицами подполковника. Постойте-ка, промелькнуло в Ивановой голове, что же это получается? Если в начале войны Никник был уже подполковником, то сколько же ему было лет, когда он преподавал нам историю? Даже если представить, что в сорок первом ему было тридцать, что, конечно, вполне возможно из-за того, что «большой террор» таким частым гребнем прошелся по командирам РККА, что в какой-то момент командовать стало некому, от чего лейтенанты и капитаны становились не только подполковниками и полковниками, а порой и генералами, то все равно в середине восьмидесятых Никнику должно было быть под восемьдесят. Быть того не может, подумал Иван, вспомнив крепкого, бодрого Никника, которому на вид было не больше пятидесяти. Он не удержался и подошел к фотографии, чтобы получше ее рассмотреть. Никаких сомнений не осталось после того, как Иван прочитал маленькую табличку на нижней перекладине рамы: «Николай Николаевич Кузнецов (1910-1995), директор АОЦ с 1959 по 1980 гг.»
– Знакомого встретили? – услышал Иван голос Эсфири Эмильевны.
– Да – сказал Иван, оборачиваясь – Он у меня в школе историю преподавал. Можно сказать, что это мой учитель.
Эсфирь Эмильевна кивнула:
– И мой тоже, коллега.
– В каком смысле? – удивился Иван.
– Я четырнадцать лет проработала под его руководством. А что вы про него знаете?
Иван пожал плечами:
– Да толком ничего. О себе он никогда не рассказывал. Но он очень интересно и как-то необычно преподавал новейшую историю.
– И что же вам казалось необычным? – улыбнувшись и чуть прищурившись, спросила Эсфирь Эмильевна.
– Он рассказывал так, как будто сам все это видел.
– В чем же странность, если так оно и было?
– Но он говорил о таких событиях, участником или хотя бы свидетелем которых мог быть только…
– Правильно – кивнула Эсфирь Эмильевна – только высокопоставленный офицер контрразведки, кем Никник и являлся до самой своей смерти.
– Вы его тоже Никником называли? – удивился Иван.
