– Что случилось? – спросила Зинаида Константиновна, очень недовольная тем, что ей помешали.
– Мне нужно пять минут – выдохнула Маруся и, не дожидаясь разрешения, выпалила заготовленную заранее тираду, уложившись в три минуты и двадцать секунд.
– Дедушка, значит? Ну-ну… – протянула Зинаида Константиновна с интонацией, смысл которой Маруся не поняла.
Она стояла, опустив глаза, с ужасом осознавая, что несла какую-то несусветную чушь, да еще и в «застенке». Выгонит, думала Маруся, да еще и запустит чем-нибудь потяжелее. Эх, какая же я дура…
– Спасибо, Мария Петровна, что напомнили – услышала Маруся и подняла глаза.
Зинаида Константиновна улыбалась. Потом она сняла телефонную трубку:
– Вы еще на месте? Тогда я зайду прямо сейчас. Нет, Владимир Сергеевич, ничего не случилось, но кое-что нужно немедленно обсудить. Так – обратилась она к Марусе – я сейчас к директору, а вы передайте, пожалуйста, от меня привет Ивану Емельяновичу.
На следующий день всем без исключения работникам завода была выписана премия. Еще через день на заводском дворе расположился большой военный оркестр и в течение нескольких часов исполнял попурри из самых что ни наесть популярных мелодий и маршей, а в конце дня состоялся торжественный митинг, на котором выступил министр, два генерала и известный писатель. Писатель выдал что-то вроде эссе, в котором три раза был упомянут Дедушка-Завод, и ему долго и весело аплодировали. Под конец директор завода зачитал приветственную телеграмму от Президента и длинный список заводчан, представляемых к правительственным наградам. И с тех пор мелкие неприятности прекратились.
17.
Ближайший скорый поезд, делавший трехминутную остановку на городском вокзальчике, приходил ранним утром. Поэтому Иван решил не ложиться, а подремать в неудобном скрипучем кресле, изготовленном где-то в конце шестидесятых годов. Он почему-то очень устал, и боялся, что если ляжет, то может проспать поезд. Разговор с Урусланом Залазаровичем произвел на Ивана тяжелое впечатление. Он ни на минуту не усомнился в правдивости своего собеседника и теперь, восстанавливая в памяти детали сказанного, все больше проникался ощущением того, что оказался в непривычной для современного человека близости к чему-то непредставимо громадному, невероятно древнему и абсолютно бесчеловечному. Тысячелетиями люди жили в этой близости, все свои силы напрягая, чтобы оградить себя от не замечающей их стихии, от ее то медленных, то молниеносных конвульсий. Они пытались умилостивить бесчеловечную природу кровавыми жертвами или олицетворить ее подобными себе существами. Они поклонялись ей, одновременно учась понимать ее прежде непостижимые законы. Люди накапливали мудрость, творя уже свой собственный хрупкий мирок. Они учились прятаться за стенами своих домов, наполняя глину и камень своим разумом, согревая и украшая их своим талантом. Они придумали имена стихиям, самыми страшными из которых были ад и смерть. Люди учились принимать и любить смерть, наполняя ад смыслом и даже поэзией. Но вновь и вновь убеждались, что древний ужас не отступает ни на шаг, что он по-прежнему рядом и адская пасть не закрывается ни на минуту. И так продолжалось до тех пор, пока человек не научился, наконец, слушать голос, звучащий внутри него самого, а услышав этот голос, не постиг, что есть сила более могущественная, чем смерть и ад. И для этой животворящей силы есть лишь один собеседник – человек. Древний ужас перед равнодушной и неодушевленной природой отступил, мир преобразился, наполнился смыслом и красотой, а непрерывная цепь событий человеческого бытия, прежде сохраняемая в памяти человечества как череда мифов, утратила свою циклическую замкнутость, превратившись в отрезки громадного пути, имеющего свое начало и стремящегося к своему концу – реальному воплощению замысла Автора. Этот мистериальный путь и получил название истории. Иван вспомнил прочитанную когда-то книгу русского философа под названием «Смысл истории», вспомнил, какое сильное впечатление произвела на него эта маленькая книжка. Именно тогда он впервые по-настоящему задумался о том, чем на самом деле было явление Христа. Иван тогда вновь перечитал Евангелие и сам поразился тому, как по-детски легко поверил каждому слову. Ему показалось, что он начал чувствовать, наконец, подлинный смысл истории, обозначенный другим философом, как поиск пути, истины и жизни. Но для того, чтобы сокрушить две самых страшных и могущественных стихии, называемых смертью и адом, у человечества сил недоставало, тем более что сами люди тысячелетиями питали их ненасытность собою, своим непрерывным и непреодолимым страхом. И тогда Господь сам вошел в мир людей, родился в нем и возмужал. На протяжении всей жизни он все свое могущество употреблял лишь на милость, уча, исцеляя, утешая и даже воскрешая людей, имевших искреннюю веру. Но этого было мало, он должен был победить смерть и ад, не разрушая при этом всего творения и не прерывая пути человечества до срока. И он прошел все ступени, ведущие в недра преисподней – отчаяние, поругание, зверскую пытку и, наконец, позорную и мучительную смерть. Ибо только таким мог быть путь к вратам ада, к тому узилищу, которое с самого начала творения копило и уродовало души отчаявшихся в смертной муке людей. Обманутые своей жадностью, смерть и ад торжествовали, ведь им казалось, что истерзанный Сын человеческий становится их легкой добычей. Никто не знает, насколько страшным было сражение одинокого Христа с могучими древними стихиями и их бесчисленными человекоподобными воплощениями, ведь весь смысл этой победоносной для Спасителя битвы был именно в ее сокровенности. Господь хотел оставить людям их свободу, их историю, возможность продолжить их путь. Но как мало благодарности и верности Христос получил от людей, то предающих его, то проклинающих, то отрекающихся, а то и вовсе забывающих о нем! Чья здесь вина? Лицемерных священников, честолюбивых правителей, ученых, подгоняемых своим ненасытным любопытством, или отягощенных злобой дня миллионов простых людей? На этот вопрос ответа Иван не знал.
