15.
С трудом обходя громадные лужи, Иван брел по улице маленького старинного городка на высоком берегу великой реки. И откуда у этих «рогов и копыт» деньги на наш аудит, размышлял он, да и вообще, по какому такому щучьему велению расцвела эта захудалая экспортно-импортная фирмочка, имеющая филиалы чуть ли не по всей стране. И отовсюду сюда стекаются какие-то непомерные деньжищи, настолько непомерные, что сами они сосчитать их уже не могут. А еще непонятнее, куда они эти деньги девают. Крохотная контора, хоть и занимала отдельный дом, но сам этот дом больше напоминал избу зажиточного крестьянина конца позапрошлого века, вроде тех, которые Иван видел в разнообразных музеях русского деревянного зодчества. От крестьянской избы его отличал только высокий каменный цоколь. Знатный был цоколь, прямо-таки скала – метра два высотой, не меньше. Разглядывая его, Иван все никак не мог понять, был ли этот бесподобный цоколь лишь облицован гранитом, или и в самом деле его сложили из цельных, тщательно отполированных валунов. Был конец марта и порой Ивану казалось, что талые воды просто-напросто смоют этот городок в реку. Но город стоял, если верить путеводителю, уже больше пятисот лет, хотя и переживал очередную весну, как полноценное стихийное бедствие. Все тот же путеводитель с удивлением констатировал, что в городе все еще живет около четырех тысяч человек, и что единственным предприятием этого древнего «городского поселения» был завод по изготовлению валенок. Следующей строкой путеводитель указывал, что жители города, а также прилегающих к нему территорий охотно и упорно разводят овец, обеспечивая родной заводик сырьем. Были, конечно, времена и пожирнее, выдвинувшие из числа горожан целый ряд очень и очень известных в России имен, но теперь город медленно угасал и чем глубже и обширнее становились лужи на его улицах, те явственнее это угасание ощущалось. И тем страннее казался Ивану гранит, оберегающий от стихии избу главного офиса мелкой фирмы с тринадцатизначными оборотами. Куда же утекали миллиарды, которые Иван скрупулезно пересчитывал, то и дело натыкаясь то на мелкое и не очень воровство, то на небрежность или обыкновенное разгильдяйство? Это было странно, но разъяснить эту странность не было никакой возможности. Пожилого господина с печальным и чем-то постоянно обеспокоенным лицом тяжело больного человека, представившегося Ивану генеральным директором, спрашивать было неловко, даже, возможно, опасно. Все же остальные сотрудники главного офиса появлялись и исчезали гораздо раньше, чем деликатный Иван успевал найти повод с ними заговорить. Но в какой-то момент этот разговор завел сам генеральный директор, представившийся Урусланом Залазаровичем Ярилиным. В один прекрасный день Уруслан Залазарович зашел в комнатку, где Иван работал, подводя итоги своего двухнедельного утомительного аудита (надо сказать, что непременным условием заказчика было то, что всю работу должен был проделать непременно один человек), и, усевшись на видавший виды венский стул напротив Ивана, спросил: «Много воруют?» Иван оторвался от клавиатуры своего ноутбука и лаконично ответил: «Понемногу, но постоянно». Уруслан Залазарович кивнул и задумчиво проговорил: «Вот ведь щенок, все никак не угомонится, засранец. И что с ним делать, позвольте спросить?» «Вы это о ком?» – удивился Иван. Уруслан Залазарович устало посмотрел на Ивана: «Да все о том же, о змее этом поганом. Ползает и ползает. Уж и огнем его стращали, и на кусочки резали, и в котле варили, и морозили, и в воде топили, и кормили до отвала, а он все ползает, все гадит». Иван оторопело пробормотал: «Да тут немного, почти незаметно и чаще всего из-за безграмотности…» Уруслан Залазарович выдавил подобие улыбки: «Так, вы это мне распечатайте в… – он помедлил – В трех экземплярах». «Хорошо, но я еще не закончил полный отчет». «А когда закончите?» «Завтра к обеду». «Ладно, до завтра!» Уруслан Залазарович поднялся. «А что это за змей, о котором вы говорите?» «Завтра поговорим, завтра» – ответил Уруслан Залазарович, не оборачиваясь, и вышел. Все-таки интересно, куда они девают эти деньги, думал Иван, или я что-то пропустил? Или они их просто в землю зарывают? На другой день Уруслан Залазарович снова сидел перед Иваном и просматривал его отчет страницу за страницей, папку за папкой. Его брови то поднимались, то хмурились, а время от времени он делал на листах какие-то пометки. Прошел час, другой, третий… Иван ждал. Он уже несколько раз выходил, чтобы покурить, пил в пустой приемной чай из полуостывшего самовара, и теперь сидел, бездумно глядя в окно. Наступил вечер и по знаку Уруслана Залазаровича Иван зажег в комнате свет. Наконец Уруслан Залазарович закончил и снял трубку стоящего на столе допотопного телефона: «Вороновича! Привет. Пришли ко мне кого-нибудь быстренько, дело есть». Прошло не больше минуты и в комнату вошел спортивного вида высокий бледный молодой человек в какой-то черной форме. «Отработать немедленно!» – приказал Уруслан Залазарович и отдал молодому человеку папки с экземплярами Иванова отчета, в которых он делал пометки. «Ну что ж, Иван Иванович, дело сделано. Надеюсь, что те, кто вас рекомендовал, не ошиблись». Иван пожал плечами, а потом спросил: «Скажите, а почему ваша контора…» – он замялся. Уруслан Залазарович понимающе кивнул и договорил за Ивана: «Такая убогая?» Иван кивнул. «А потому, что эта избушка специально для вас доставлена и уже сегодня она исчезнет. Да и городок мы вам подобрали понезаметнее». «Как исчезнет? – удивился Иван – А фундамент этот гранитный?» Уруслан Залазарович небрежно махнул рукой: «Гранит как приплыл, так и уплывет». «Куда?» – не понял Иван. Уруслан Залазарович показал рукой вниз: «Туда, откуда приплыл. Камни ведь плавают в земле, разве вы не знали?» «Нет, я слышал о движении тектонических плит и все такое. Но это же все очень медленно происходит, а вы говорите, что прямо завтра…» «Приходится иной раз и поторопиться, знаете ли, время такое, что надо поспешать, так что завтра на этом месте будет яма или лужа». «Это поразительно! – воскликнул Иван и вдруг решился – А куда это всё – он кивнул на папки с отчетом – тратится, если не секрет?» «Что это?» – уточнил Уруслан Залазарович. «Ну эти миллиарды рублей, которые я считал?» «А с чего вы взяли, что это рубли?» «А что же еще? Там везде буква Р, что это, если не рубли?» Уруслан Залазарович ухмыльнулся: «Это работа, мой дорогой, работа. Вы физику в школе изучали? Ну вот, значит помните эту примитивную формулу: A= FS. То есть работа, это сила, помноженная на путь. Только мы же не немцы, слава богу, вот и пишем по-русски Р вместо ихнего А». Иван замотал головой: «Стойте, стойте, так я, выходит, не деньги считал?» «Вот именно, хотя косвенно и деньги тоже» – не совсем ясно ответил Уруслан Залазарович. «И куда же эта самая работа направлена?» «Как это куда? В землю, конечно». «Вы что-то строите под землей?» «Мы – нет. Наше дело добывать работу, а уж как ей распорядиться сама Матушка решает». «Какая матушка, чья?» «Мать Сыра Земля, какая же еще». Иван не верил своим ушам: «А что же она делает, строит что-нибудь или как?» «Строит, конечно». «А что строит?» «Кремль». «Какой это Кремль? Я не понимаю» – растерялся Иван. «А что тут понимать? Вы про небесный Иерусалим слыхали? А про небесный Кремль?» Иван кивнул: «Да, читал в одной книге». «Ну вот, а Мать Сыра Земля строит свой Кремль. Это мы еще запаздываем. Земляной Рим-то уже совсем почти готов. Так что нам спешить надо». «А как же вы эту работу добываете?» «Покупаем, обмениваем, берем силой, принимаем в подарок, по-разному». «А вы этот Кремль видели?» «Видел – вдруг посуровел Уруслан Залазарович – и уж теперь не позабуду». «И какой он?» Уруслан Залазарович мрачно посмотрел на Ивана: «Словами это не опишешь. Я уж был мертвый, да и то ужаснулся». «Как это мертвый?» «Ну как, как… На куски меня изрубили, вот как! Ну тут-то я его и увидел… Страшно было. И жарко – он помолчал и вдруг добавил с каким-то воодушевлением – Но ничего прекраснее этого Кремля на свете нет! Не жалко мне стало своей души, когда я его увидел». Иван во все глаза глядел на Уруслана Залазаровича, вдруг расправившего плечи и ставшего казаться настоящим богатырем. Но уже в следующую секунду перед Иваном опять сидел чем-то обеспокоенный и явно нездоровый человек. «А потом что было?» «А потом я самой Матушке понравился, вот она и доверила мне работу». «Оживила?» «Ну да, как видишь – он вдруг перешел с Иваном на ты – Души-то при мне уже не было, так что водичкой только и надо было спрыснуть». «Это как в сказке, что ли?» – обалдел Иван. «В какой еще… А, ну да, наболтали небылиц, наворотили, бездельники безмозглые». «Ну а какой он все-таки, этот Кремль? Вроде метро, что ли?» Уруслан Залазарович хмыкнул: «Метро твое, это всего лишь попытка Матушке угодить, подлизаться со страху. Ничего, мол, для тебя не жалко. Да не угодили, видать, как ни старались, как ни гнали к нам работу». После паузы Иван спросил: «Вы еще обещали мне про змея рассказать». «А чего тут рассказывать? Ползает по поверхности эта гадина и работу портит. То гордыню в ком-нибудь пробудит, то смирение, а то вдруг святостью или гениальностью обернется. И все это против Матушкиного закона, все против работы нашей. Ну с гордецами мы быстро разбираемся, а вот с остальными не так просто». «Подождите, но ведь змей, это зло, верно? А вы говорите: смирение, талант, гениальность. Разве это от змея, то есть от зла?». «Было зло, большое полезное зло, да Юрочка ваш распрекрасный постарался, укротил змея. А сила-то в змее была великая, от самой Матери Сырой Земли, плоть от плоти. Так он, собака, предал самое дорогое, переметнулся, видишь ли, Прометей хренов! Вот и прибавилось нам мороки. Нет, ну ты представь, нашелся среди этих гениев умник, написавший: «Миллионы убитых задешево притоптали тропу в пустоте, доброй ночи, всего им хорошего от лица земляных крепостей». Ты только подумай, в пустоте, видишь ли, да еще задешево!.. А дальше и того хлеще: «пасмурный оспенный и приниженный гений могил». Это он про Матушку-то! Ну поучили его уму-разуму, да поздно было, стишки-то разошлись, запомнились… Вот мы и рассудили, что такие проколы случаются из-за того, что оторвались мы в своих заботах от нынешнего народа. Ну и решили позвать в аудиторы кого-нибудь еще пока живого и с душой». Иван в ужасе смотрел на своего собеседника: «Так что же, я всех их… предал?» Уруслан Залазарович усмехнулся: «Страшно стало? Но ты не бойся, глотку тебе глиной забивать не стану. Ты и так ничего никому не скажешь. А если начнешь молоть про подземный Кремль, да Матушку Сыру Землю, то мигом в дурку загремишь, охнуть не успеешь. А на счет того, что ты кого-то предал, то уж извини, что использовал тебя втемную. Мы ведь только так и работаем и великое наше дело такое темное, что темнее и не бывает. Уразумел?». Иван встал: «Я могу идти?» Уруслан Залазарович махнул рукой: «Иди, Иван, да оглядывайся – хмыкнул он – Да ладно, я пошутил». Иван вышел на улицу и побрел в темноте к своему временному жилищу. Моросил дождь, редкие фонари живописно отражались в широких лужах, а со стороны великой реки порывами задувал холодный ветер. Иван шел, бормоча вслух стихи своего любимого поэта, осмелившегося помешать возведению страшного подземного Кремля: «Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма, за смолу кругового терпенья, за совестный деготь труда…»
