Сказки про Ивана-Царевича и Иванушку-Дурачка | страница 14

. «Вторая плита на юг от третьей колонны, полуденный свет укажет» или «за восемнадцатым кирпичом кладки западной стены в четырех аршинах от угла». «Вот это да!» – вслух произнес Иван и откинулся на спинку кресла. На его коленях лежала книга, предназначенная для поиска сокровищ! Да нет, быстро остыл Иван, это наверняка список уже найденного, а иначе откуда бы взяться такой точности? Все сразу встало вроде бы на свои места. Моментально, например, объяснились короба и кошели. А монеты и драгоценности, это не что иное, как то, что в них хранилось и стало добычей счастливого кладоискателя. Да и у оружия нашлось объяснение. Это был своего рода ориентир, указывающий на место разыгравшейся битвы или еще какого-нибудь вооруженного столкновения, подтверждающий то, что клад где-то рядом. Но Ивана по-прежнему смущал этот «бес» и он снова взялся за книгу. И вскоре понял, что это вовсе не список найденного, а как раз наоборот – не найденного. А иначе откуда же взялось повелительное наклонение, все эти «открой», «подними», «найди»? Так-так, размышлял Иван, не пишут по-русски «найди» про уже найденное, нет, не пишут. И тогда… А что тогда? Тогда получается, что игумен знал то, чего никто до него не знал? Но каким же образом, позвольте спросить? Тут в памяти Ивана всплыло житие святителя Иоанна Новгородского, за одну ночь слетавшего как раз на бесе в Иерусалим и обратно. Иван положил уже порядком отдавившую ему колени тяжелую книгу на свой письменный стол и прошелся по комнате. Потом уселся поудобнее в кресло и попытался свести концы с концами. Историком он был только наполовину и к житийной литературе относился вполне простодушно. Ему нравилось читать описания всех этих чудесных видений, исцелений, прозрений и явлений, вносивших такую красивую ноту в жутковатую симфонию истории Древней Руси. О достоверности этих свидетельств он даже и не думал, восхищаясь литературной отвагой авторов миней. Но сейчас он почувствовал, что смущен. Иван вдруг представил себе этого Антипу, только что в жестокой схватке усмирившего злобного беса, рискнувшего забраться в его келью. Старик смотрит на корчащееся у его ног и молящее о пощаде безобразное существо и думает, как ему с ним поступить. Наконец он принимает решение и велит бесу показать все его тайные схроны, все материальные свидетельства бренной человеческой славы и тщеты человеческой гордыни за все времена. Игумен хочет вразумить нынешних правителей, представив им ощутимые доказательства непрочности и бренности их мнимого сиюминутного могущества. Ему нужны неопровержимые улики всего этого, укрытые камнями и землей и отошедшие в удел потаенным и ненасытным нечистым духам. И отчаянно воющий бес несет игумена сквозь века, указывая точные места, где терпящие невзгоды правители человечества теряли и прятали сокровища или гибли страшной смертью, унося на дно ущелий и рек драгоценные диадемы, браслеты и перстни, бывшие символом их силы и власти. Бес показывает игумену и потаенные гробницы, набитые бесполезными для их распавшихся на составные части остовов сокровищами, и клады, зарытые теми царями, которым удалось до времени избежать Божьего суда, но которые в таком были ужасе, что забыли о месте, где спрятали то, что не могли унести с собой. В руках у игумена тетрадь и грифель и он тщательно зарисовывает каждое место, которое указывает ему бес, и вообще все, что даст могущественному читателю его труда возможность убедиться в правдивости его свидетельства и прислушаться к его проповеди… Иван помотал головой, с трудом приходя в себя от напора разыгравшегося воображения. Потом он перевел взгляд на книгу и подумал, что вряд ли она попала ему в руки, сохранившейся хотя бы наполовину. Конечно же, из нее драли и драли листы, оскорбляя память игумена-бессребреника. Потом он подумал, что изувеченную книгу наверняка не раз переплетали заново, что переходила она из рук в руки не раз и не два. Ему вдруг стало любопытно, когда ее переплели в последний раз. Иван взял книгу, едва не уронив, так как забыл о ее неестественной тяжести. Снова водрузив книгу на стол, он стал тщательно изучать со всех сторон ее переплет. Он вспомнил, что переплетчики иногда используют в своей работе газетную бумагу, по которой можно было бы понять, когда газета была напечатана, и поддел ногтем край внутренней стороны толстой черной обложки. Оказалось, что она представляет собою всего лишь наклеенный лист тонкого картона. Иван вынул из ящика стола маленький складной нож и поглубже поддел картон. Дело пошло и скоро он обнаружил под картоном деревянную доску, но не вделанную намертво, а как бы вставленную в своего рода ковчежец. Поддев лезвием край доски, он почувствовал, что она легко поддается и нажал посильнее. Недоумевая, он вытащил тяжелую доску из ее ковчега и тут обнаружил, что никакая это не доска, а плоский прямоугольный ящик, снабженный сбоку маленьким крючком, каким обычно запирают шахматную доску, и снабженный с противоположной стороны узкой длинной петлей. Вот этот-то плоский ящик и делал книгу такой тяжелой. Не веря своим глазам, Иван положил его на стол рядом с книгой, отстегнул крючок и открыл крышку. Перед ним был планшет-альбом для монет, обтянутый черным бархатом с рядами круглых углублений, в каждом из которых находился желтый кружок неправильной формы. Не было никаких сомнений, что перед ним коллекция старинных, да нет, не старинных, а по-настоящему древних золотых монет, точно таких, какие он еще мальчишкой рассматривал в музейной витрине. Коллекция была в идеальном состоянии и золото прямо-таки горело в луче заходящего за окном солнца. В нумизматике Иван не разбирался совершенно. Но почему-то не сомневался, что перед ним лежит настоящее сокровище. И это сокровище его напугало. Сокровище-чудовище, промелькнуло у Ивана в голове, и он аккуратно закрыл крышку. После этого он, не спеша, перевернул книгу и из второй части переплета достал точно такой же ящик, мельком заглянув в который, тут же быстро закрыл и вдруг подумал, как же хорошо, что Маша с маленьким Иваном сейчас на даче у бабушки и им ничего не грозит. Иван сел в кресло, немного помедлил и набрал телефонный номер: «Зев Вольфович? Это Иван, здравствуйте. Да, спасибо, все очень хорошо. У меня дело к вам. Надо, чтобы вы ко мне приехали. Да, очень. Нет, к вам не могу, но это важно, страшно важно. Страшно. Спасибо, жду вас». В ожидании Зева Вольфовича, Иван пытался сообразить, что же его так мгновенно напугало в найденном им сокровище. Ответ напрашивался сам собой и умещался в одно слово – случайность. Монеты попали к нему случайно, а это значит, что есть кто-то, для кого это сокровище является вожделенной целью, для достижения которой все средства могут быть хороши. От словосочетания «все средства» мороз пробирал по коже, а как раз это Иван и почувствовал, увидев попавшее в его руки древнее золото… Зев Вольфович появился в Ивановой жизни случайно. Проходя однажды через какой-то скверик, Иван увидел, что скверик этот не совсем обычный. Он весь был заставлен небольшими квадратными столиками, возле каждого из которых были врыты в землю по две коротких скамеечки. Тут и там за столиками сидели люди и играли в шахматы на время. Часть столиков пустовало, а за одним сидел пожилой полный розовощекий дядечка в здоровенных очках. Перед ним стояла доска с расставленными фигурами и шахматные часы. Дядечка спокойно оглядывался по сторонам и явно ждал партнера. Иван подошел, извинился и предложил сыграть. Дядечка обрадовался, и они приступили к игре, поставив на часах по пять минут. Иван давно не играл и первые три партии продул вчистую. Ему понравилось то, как его соперник реагировал на его промахи. Он не отпускал шуточек, не выражал притворного сочувствия, а просто играл, явно получая от игры большое удовольствие. Постепенно Иван освоился, вспомнил кое-какие дебюты и где-то на шестой партии выиграл. Засиделись они допоздна и Ивану потом здорово досталось от Маши, которая не на шутку встревожилась. По ходу дела они познакомились. Дядечка отрекомендовался Зевом Вольфовичем Грау, они обменялись телефонами и сговорились поиграть еще, но уже у кого-нибудь дома. Через неделю Грау позвонил, и обрадованный Иван пригласил его к себе. С тех пор еженедельные шахматы стали традицией, прерываемой только чьим-нибудь отъездом. Грау охотно приезжал к Ивану, а к себе как-то не звал. Иван решил почему-то, что Зев Вольфович вдовец и, возможно, немного стесняется того, что в квартире не прибрано. Ивана, впрочем, это вполне устраивало, так как он знал, что Маша не любит, когда по вечерам его нет дома. Засиживались они за полночь и практически подружились. В первый же свой визит Грау оглядел Иванову библиотеку и удивленно произнес: «Да мы с вами коллеги, дорогой Иван Иванович!» «В каком смысле?» – не понял Иван. «Вы ведь историк?» – и Грау повел пухлой ручкой в сторону книжных полок. «Да нет – отмахнулся Иван – это так, увлечение еще с юности. А вы, стало быть, историк?» «Нумизмат, с вашего позволения – сообщил Грау – И неплохой, смею вас заверить, так что обращайтесь, если что. Я, знаете ли, часто консультирую и очень охотно». Иван улыбнулся: «Боюсь, что коллекция мелочи в кармане моей куртки вряд ли вас заинтересует». Грау покивал своим толстеньким пальчиком: «Не зарекайтесь, дорогой мой, жизнь иногда преподносит сюрпризы, да еще какие». Играли они, как правило, на время, но иногда выключали часы и играли без них, называя такие партии «аналитическими». Это было время разговоров, которые они иногда приправляли бутылочкой первоклассного коньяка, всегда каким-то чудом находившейся у Грау в портфеле, с которым он не расставался. Поговорив с Зевом Вольфовичем, Иван вытянулся в кресле и стал ждать. Грау явился примерно через полчаса и обеспокоенно спросил: «Что случилось, Иван Иванович, вы здоровы?» Иван молча подвел его к столу и раскрыл футляры. Грау замер. Потом кинулся к своему портфелю и вынул из него что-то вроде крупного несессера, из которого извлек большую лупу и пару белых перчаток. Придвинув к столу Иваново рабочее кресло, он зажег настольную лампу, снял очки, натянул перчатки, и принялся разглядывать в лупу найденный Иваном клад. Иван терпеливо ждал. Потом пошел на кухню и поставил чайник. Помедлил немного и, не спеша помыв заварной чайник, стал ждать пока закипит вода. Затем заварил свежий чай, накрыл чайник с заваркой полотенцем и подошел к окну. Время шло, кухонные часы шепотом отсчитывали секунды. Иван неторопливо вытащил чашки, нарезал лимон, поставил все это на поднос, разлил чай, вытащил из ящика ложечки, поставил на поднос серебряную сахарницу и вернулся с подносом в кабинет. Не глядя на Зева Вольфовича, поставил поднос на столик, за которым они обычно играли в шахматы, и опустился в кресло. Время шло, чай остывал, за окном уже окончательно стемнело и было очень-очень тихо. Наконец Грау повернулся в кресле, надел очки и посмотрел на Ивана: «Вы понимаете, как это опасно?» «Догадываюсь» – тихо ответил Иван. «Как это к вам попало?» Иван в двух словах объяснил. Грау кивнул: «Вы знаете, что с этим делать?» Иван отрицательно помотал головой. А потом умоляюще произнес: «Помогите, Зев Вольфович. Я что-то совсем растерялся, но знаю одно, мне это не нужно. Да что там, я просто в ужасе!» Грау успокаивающе поднял руку: «Понимаю, и вы здесь совершенно правы. Как вы расплачивались?» «Карточкой». Грау почти крикнул: «Тогда надо поторопиться!». Он вытащил из кармана телефон: «Алло, это Грау. Она здесь, записывайте адрес. Да, абсолютно. Да говорю же вам, черт возьми, что нет ни малейших сомнений! Это мой приятель. Купил и заплатил картой. Что вы мямлите! Вам что, трупов не хватает?! Адрес пишите!» Грау положил телефон на стол, встал, взял чашку с остывшим чаем и залпом выпил. «Они позвонят. А до того дверь никому не открывайте, хорошо?» Иван кивнул. Вскоре телефон Грау зазвонил. Тот взял трубку: «Да! Ясно, ждем». Через несколько минут позвонили в дверь. Иван вскочил на ноги, но Грау его остановил: «Давайте лучше я открою, я их знаю». Иван остался стоять, а Грау засеменил к двери. В кабинет за Грау вошли еще двое, мужчина и женщина. Мужчина был высокий, сухощавый и совершенно седой. Ивану он сразу напомнил того седовласого в белом свитере, которого он встретил на севере. Женщина, спортивного сложения брюнетка, была среднего роста и необыкновенно хороша собой. Оба были одеты в легкие черные куртки и брюки, а обуты в черные спортивные туфли. Вошли они быстро и совершенно бесшумно. Ни слова не говоря, мужчина подошел к столу с открытыми и сияющими при свете настольной лампы футлярами, а женщина осталась у двери кабинета. Зев Вольфович протянул седому свою лупу: «Гляньте-ка, товарищ полковник». При слове «полковник» Иван сразу расслабился и опустился в кресло. «Как она к вам попала?» – резко обратился полковник к Ивану. Иван рассказал. «Почему вскрыли переплет?» Иван объяснил. Полковник вынул телефон: «Полную группу по адресу! В штатском. Вариант «чужой». И давай, Серов, без импровизаций, ясно?» Седой убрал телефон и скомандовал женщине: «Капитан, осмотрите квартиру и выберите себе место – потом он обратился к Грау – А вы, Зев Вольфович, поезжайте домой». «И не подумаю – спокойно ответил Грау – я тут не посторонний». Седой подумал секунду и сказал: «Ладно, но когда сунутся, то ваше место в санузле, понятно?» Грау хмыкнул: «Ну что ж, зато штаны будут чистыми». Полковник повернулся к Ивану: «Вот что, Иван Иванович, ситуация у нас такая. Сейчас вас придут убивать. Мы можем вас увезти, но они об этом узнают, придут без оружия и будут действовать по-тихому, изображая простых домушников. В этом случае мы их не прищучим по-настоящему. А до вас они все равно доберутся, так как не поверят, что при вас ничего из коллекции не осталось. Поэтому надо, чтобы вы сами им все отдали, понятно?» «А потом?» – еле слышно выговорил потрясенный Иван. «Потом будет небольшая заварушка» – равнодушно ответил полковник. «А я?» «А вы ляжете на пол и станете слушать, как одни бандиты будут валить других». Иван вытаращил на седого полковника глаза: «Так вы тоже?..» «Нет, конечно! Что за чушь. Но тот, кто из них уцелеет, расскажет кое-кому интересную историю. Тут все просто». «А если они меня сразу…» – начал Иван, но полковник его опередил: «Сразу им не сподручно, они охотятся не за вами, а за коллекцией, так что давайте-ка присядем и немного подождем. Кстати, позвольте представиться, Бессмертнов Василий Давыдович». Они обменялись рукопожатием. «А это капитан Кощеева – добавил Бессмертнов, увидев вошедшую в кабинет женщину – Ну, что скажете, капитан?» «Я на кухне, а вы в спальне, товарищ полковник». Помалкивавший до этого момента Грау хмыкнул. Седой и женщина одновременно повернулись к нему. «В чем дело?» – прошипел седой. Но Грау замахал руками и сделал жест, как будто запирал рот на замок. Бессмертнов и Кощеева переглянулись. «По местам» – сказал полковник и они разошлись. В дверях он обернулся и сказал: «Свет только в прихожей и кабинете». Иван и Зев Вольфович остались вдвоем. «Не беспокойтесь так, Иван Иванович…» – начал было Грау и в этот момент в дверь позвонили. Грау вскочил и на цыпочках выбежал из кабинета, а Иван пошел к входной двери: «Кто там?» «Вам телеграмма из Мишкино – раздался из-за двери мужской голос – Срочная». Иван похолодел, так как как раз в Мишкино и жила бабушка вместе с Машей и маленьким Иваном. Открыв дверь, Иван увидел направленное ему в лицо дуло пистолета и массивную мужскую фигуру. «Ты один?» – голос был спокойный, даже приветливый. «Да» – прошептал Иван и отступил назад. Трое вошли почти одновременно, быстро закрыв за собой входную дверь. Осмотрелись в прихожей и, увидев, что в квартире, кроме как в кабинете, который был перед ними, света больше не было, двинулись вперед. Иван чувствовал упертый ему между лопаток ствол и на ватных ногах пошел в кабинет. Двое из вошедших сразу бросились к столу с раскрытыми футлярами, а третий остался у Ивана за спиной. «Ну что?» – спросил один из подбежавших к столу. «Ажур!» – ответил второй. И в это время началась стрельба. Тот, что стоял за спиной у Ивана коротко всхлипнул, а Иван плашмя рухнул на пол. Снизу он видел, как один из бандитов обернулся и вдруг всем телом откинулся на его рабочий стол, а второй скорчился и задергался на полу. К тому, который был на полу кто-то подскочил, присел и стукнул его рукоятью пистолета по макушке. Иван догадался, что это была Кощеева. Затем она наклонилась к Ивану и приложила палец к губам. Прошло несколько минут. Иван по-прежнему лежал на полу и снизу видел седого и Кощееву, присевших возле того, что лежал на полу. Потом бандит зашевелился и выругался. Седой громко сказал: «Штатского валим?» «На хера? – хрипло отозвалась Кощеева не своим голосом – он и так никакой». «Верно – подтвердил седой – легавые жмуров на него повесят. Бери, Сёма, ящики и валим» – и затем жестко ударил лежащего бандита по затылку. Тот утих. На улице грохнули подряд две автоматные очереди. «Все, Иван Иванович, вставайте» – услышал Иван голос Бессмертнова. Иван поднялся на ноги. В комнату входили какие-то люди, началась тихая суета. А потом все куда-то делись. Иван услышал, как захлопнулась входная дверь и рухнул в кресло. Зев Вольфович сел напротив и участливо поинтересовался: «Вы как, Иван Иванович?» Иван кивнул: «Нормально вроде бы. Пока еще не понял». Зев Вольфович улыбнулся: «Это пройдет, не сомневайтесь. Но как эта Кощеева стреляет, прямо песня! Она сперва этому, который за вами стоял, ладонь прострелила так, что пистолетик его отлетел во-он туда, а потом сразу в висок, бац, и готово. И стоит, знаете ли, как на дуэли – одна рука за спиной, а в другой пистолет. Потрясающе». «А вы что же, видели все – удивился Иван – Вам же сказали, чтобы в санузел…» «Ну да, сказали… Но ведь интересно же, согласитесь. Вот что, Иван Иванович, расскажите-ка вы мне поподробнее про эту вашу находку. И, кстати, у меня тут кое-что есть». Грау потянулся за своим портфелем и извлек из него бутылку коньяку: «Сегодня нам это будет особенно кстати. Рюмочки организуйте». Когда Иван закончил свой рассказ, стараясь ничего не упустить, в том числе и своей фантастической гипотезы о святом игумене, Грау надолго замолчал, о чем-то задумавшись. Молчал и Иван, заново переживая этот безумный день. Потом Иван спросил: «А что же это за коллекция такая?» Грау встрепенулся: «О, это, знаете, такая история, что хоть роман пиши! А если вкратце, то мы с вами удостоились лицезреть одну из самых солидных и, возможно, самых кровавых коллекций античного греческого золота во всем этом мире. И дело тут не в количестве, заметьте, а вот именно что в качестве. Там даже статер Пантикопейский имеется. И не какой-нибудь, а тот самый, где этот шутник, сатир, то есть, представлен в три четверти. Почти что горельеф, да еще практически с портретным сходством! А величиной всего-то с ноготь. Да, жили, видимо, в Элладе родственники нашего Левши две с лишним тысячи лет назад. Таких статеров, знаете ли, во всем мире всего штук пять или шесть осталось. И сколько такой золотой плевочек сейчас стоит, никто нам не скажет. Последний раз лет тридцать назад такая монета ушла с аукциона почти за три миллиона сами знаете в какой валюте. Ну а сейчас даже трудно себе представить, сколько она может стоить. Да в этой коллекции, что ни экземпляр, то и сенсация. Но то, что они собрались все вместе, это вообще уму непостижимо. А ваша версия относительно тех возможностей, которые предоставляет книга, почти наверняка напрямую связана с коллекцией. Слышал я об этом собрании, конечно, но не верил, честное слово, не верил, что все это может оказаться в какой-то обыкновенной квартире. Но ваш рассказ, уважаемый коллега, навел меня на очень и очень странные мысли». «И меня тоже» – вдруг отозвался примолкший было Иван. Они посмотрели друг на друга. «Вы думаете о том же, о чем и я?» – спросил Зев Вольфович. «Думаю, что да» – уверенно ответил Иван. «Да – проговорил Грау задумчиво – не одно значение есть у названия книги вашего игумена. Ведь на многих монетах мы как раз и видим царей, верно? И даже чаще всего именно царей. Ну или богов, которых давно уже никто не чтит. А что такое нумизматика, как не странствие по времени? И как же мы странствуем, что нам служит вместо коня, в которого воплотился бес Новгородского святителя? Вот именно, что это самое бесовское отродье с царем или мертвым богом на аверсе. Да, глубоко копнул игумен всего лишь пятью словами и двумя предлогами». Еще помолчали. И тут Иван спросил: «Скажите, Зев Вольфович, а что значит ваше имя – Зев? Никогда такого не слышал». Грау улыбнулся: «Это на иврите означает «волк». И отец мой тоже был «волк», только по-немецки. А фамилия моя тоже немецкая и переводится она «серый». Вот такой я Серый Волк Волкович». «Ну да – усмехнулся Иван – а я, выходит, Иван-Царевич». Грау кивнул: «Выходит так – и потом добавил – А как вам эта милая парочка, Бессмертнов и Кощеева? Мне вот интересно, а в постели они друг дружку тоже по званиям величают, как вы думаете?»