Сказки про Ивана-Царевича и Иванушку-Дурачка | страница 102
Иван удивленно поднял брови. А потом спросил:
– Но ведь не с пустыми же руками я туда пойду?
– Нет – сказала Эсфирь Эмильевна – вы кое-что возьмете с собой. В качестве верительных грамот.
– И когда мне нужно идти? – спросил Иван.
Эсфирь Эмильевна в упор посмотрела на него и спросила:
– Так вы согласны?
В это время дверь кабинета отворилась и на пороге показалась заспанная Маша. Иван вскочил ей навстречу.
– Мы тебя разбудили?
– Нет – проговорила Маша, оглядывая гостей – Мне в туалет захотелось…
– Это… – начал Иван, указывая на гостей.
– Эсфирь Эмильевна, наверное – кивнула Маша, пожимая руку просеменившей к ней Эсфири Эмильевне, а потом приветливо улыбнулась Грау – Здравствуйте, Зев Вольфович.
Грау поклонился.
– Что-нибудь случилось? – обратилась она к Ивану.
– Архив деда нашелся, представляешь?
– Быть не может! – ахнула Маша, широко раскрыв глаза.
– Я тебе завтра все подробно-приподробно расскажу.
– Ну уж нет. Сегодня расскажешь. Я уже проснулась.
– Мы уже почти закончили – сказала Эсфирь Эмильевна – Еще пара слов и мы уходим. Простите за беспокойство.
– Сейчас все расскажешь – строго сказала Маша Ивану, улыбнулась гостям и ушла.
– И какой месяц? – спросила Эсфирь Эмильевна после паузы.
– Восьмой.
– Та-ак – протянула Эсфирь Эмильевна – И что же нам делать?
– Я расскажу все Маше и мы что-то решим – пожал плечами Иван – Но я не очень все-таки понимаю, что может сделать один человек?
– Да нет, Иван Иванович, вы не «один человек». Вы единственный человек. До свидания, ваше высочество.
47.
В сентябре Маруся родила двойню. Двух мальчиков. И это необычайно упростило выбор имен для близнецов. Их решено было назвать в честь дедов – Петром и Емельяном. Младенцы были совершенно одинаковые за одним исключением – один был русый, как Иванушка, а другой рыжий, как Маруся. Родились они очень маленькими, всего по два килограмма пятьсот грамм, так как уже в утробе не только подружились, но и очень полюбили свою мать, а потому решили ее пожалеть и пока не расти, чтобы ей не так трудно было их вынашивать и рожать. Посмотрев на близнецов и поразмыслив немного, Маруся решила, что рыжий будет Петром, а русый Емельяном. Ровно за неделю до родов Василиса Прокофьевна вышла на пенсию, заранее все просчитав с точностью до дня. Узнав, что Маруся в роддоме, прилетела и Серафима Сергеевна, твердо решившая быть лучшей в мире бабушкой. Новый дом к этому моменту был уже достроен и они с Василисой Прокофьевной решили, что в первое время дети побудут в нем, ну а дальше, как получится. Иванушка растерянно следил за приготовлениями к возвращению Маруси домой, не понимая, что ему надо теперь делать. О детях он совершенно не думал, так как не мог их себе хоть как-то представить, а вот по Марусе скучал очень. От этого он стал рассеян, что непременно закончилось бы какой-нибудь неприятностью, если бы на его состояние не обратил внимание бригадир такелажников. Он забеспокоился и чуть ли не силой отправил Иванушку в отпуск, которого тот сроду не брал. И теперь Иванушка все время проводил дома, слоняясь без дела, так как Емельян Иванович, в свою очередь, строго-настрого запретил Иванушке прикасаться к какому-либо инструменту в сарайчике, который он превратил, оказавшись замечательным столяром (хотя всю жизнь возился с одними только железками), в мастерскую и где проводил почти все свое время. Ленивый Иванушка от этого совсем не расстроился, а только еще больше растерялся, так как с начала работы на заводе привык, что ему постоянно что-то поручали сделать – то принести, то унести, то положить, то поставить, а то и подождать, что Иванушке особенно нравилось. Но теперь всем стало не до него, а лениться просто так он отвык. Даже деликатнейший Лавр Ильич после того, как Иванушка, которого он попросил окопать яблоньку, задумчиво вогнал штыковую лопату до половины черенка в землю и чуть не выворотил с корнем до смерти перепуганное дерево (вовремя сломавшийся черенок спас яблоню от гибели, а Лавра Ильича от инсульта), настойчиво попросил его до возвращения Маруси в сад даже не заходить. И теперь Иванушка целыми днями сидел на крыльце, бездумно глядя перед собой в ожидании появления Маруси или призыва Василисы Прокофьевны что-нибудь поесть. Так он просидел два дня, а на третий день рядом с ним сел пожилой худощавый человек в сером костюме. Его неожиданное появление задумчивого Иванушку почему-то нисколько не удивило.