Через какое-то время Лев понял, что их поместили в машину не для того, чтобы убить, получалось, что их перевозили, но куда и для чего? Он был наслышан о концентрационных лагерях, но, если их везут казнить, почему этого не делают сейчас? Будущее их было туманно, ох как сердце сжимается от мысли, что во всем этом участвуют его Верка с Костей.
Вера ощущала трепет, она обнимала в этой темноте двоих самых любимых людей на земле, ей вдруг стало обидно, что тот подонок называл их крысами, но это быстро прошло, и она чистым голосом запела красивую дореволюционную колыбельную, ту, что в детстве маленькой Вере пела ее Украинская бабушка. Настала странная гармония, они были центром мира, сгустком света, опаляющего лучами любви, посреди земли, где Бог весть знает сколько народу нашли свое последнее пристанище, захлебываясь собственной рвотой. Они не слышали рева двигателя, не чувствовали, как машина подпрыгивает на кочках и ухабах, не хотели ощущать неизбежного приближения смерти и лишь мягкий Украинский напев да их объятья были настоящим, будущим и прошлым.
***
Таксист приехал быстро, кстати, тот же самый, что привез его недавно сюда с велосипедом.
– Братишка, опять ты! – он искренне улыбнулся.
Женька сел в машину и, захлопнув дверь, опять начал повествования ряда неудач, постигнувших его сегодня.
– И вот представь, они мою тачку забрали по беспределу, а я им за это 2600 подавай, за работу эвакуатора, а они обалдели, мне, чтобы две шестьсот заработать два дня корячиться надо. Рассказ был эмоциональным, но таксист, такой же простой парень хорошо все понимал.
–Не расстраивайся, братишка, нам все равно систему эту не победить. – говорил он Жене, подчеркивая их общность и деля с ним его переживания. Беседуя, они доехали до штрафстоянки, где Женька уже обессиленный и измученный поставил подписи в протоколе «Где галочка» и, нехотя заплатив положенное, забрал машину. Теперь он ехал в последнее запланированное место на сегодня, а именно, навестить сыночка.
***
Эрих сидел в кабине «Газвагена», он не мог забыть глаза этой еврейской девушки, его сестра была приблизительно одного возраста с ней, а племянник – ровестник этого обессилевшего еврейского ребенка.
– Мы же намного хуже их, мы едем убивать беззащитных людей, делать беззаконие, на которое этот тощий еврей папаша никогда бы не решился. Что я делаю в этом лесу и этом чертовом чужом городе? – такие истеричные мысли метались в голове Эриха. К тому времени они подъехали к нужному месту, крутой склон на краю которого до этого уже проводились массовые казни. Эрих видел, как Хельмут открывает двери передвижной газовой камеры.
