– Да, но ведь не их. Они под защитой будут…
– А плевать! Мы ведь долго ждали, но ведь вечно терпеть не будешь.
Я посмотрел на мужчину, вырастившего меня, на руки, вынесшие меня из роддома… Смотрел и понимал, что даже у этого человека, которого я знал буквально всю жизнь, были причины кого-то убить. А он продолжал, расписывая в красках грядущую расправу, совершенно забыв про ужин и всё на свете.
После встречи с отцом стало только хуже. На улице царил липкий душный воздух. Такие же тягучие и липкие мысли крутились в гудящей голове. Неужели у всех вокруг есть тот, кого бы они могли без дрожи в руке и сомнений в сердце вот так взять и убить? Может и меня так убьют? За неправильный взгляд, неправильную походку или неправильное происхождение…
Хотелось убежать отсюда, спрятаться, закопаться под землю, но бежать было некуда, а ноги сами принесли меня домой. У подъезда я встретил Ларису Ивановну – мою соседку. Женщине было уже хорошо за сорок. Насколько, я знал, добрую половину жизни она работала в местной больнице и ещё дольше ухаживала за больным братом-инвалидом. Вот и сейчас она пыталась затолкать тяжелую коляску с ничего не понимающим человеком в темные недра подъезда. Я поспешил на помощь, радуясь, тому, что сегодня буду кому-то полезен.
Мы пробрались к лифту, нажали на кнопку, и механизм, чуть загудев, стал опускаться. Лариса Ивановна в это время жаловалась на жизнь, дорожающие продукты и низкие зарплаты. Я заметил, что скоро будет день убийств, а значит могут быть какие-то премии. Она от махнулась:
– Да брось ты, если что-то будет, то по минимуму. А вот проблем от этого дня просто не оберешься!
– Ну да, приставляю сколько горя придется нам всем пережить…
– Кому горе, а кому писанина! – проговорила женщина, проходя в открывшиеся двери лифта. – Знаешь, сколько мы за каждое тело должны бумаг заполнить?
– Но это же люди! – я совершенно не понимал, как она может думать про какие-то бумаги, когда речь идет про человеческие жизни.
– Были людьми, – деловито поправила меня соседка. – А теперь это просто тела. Все мы станем трупами, так чего печалиться? Думать надо о себе. Здесь и сейчас!
Лариса Ивановна вытолкала тяжелую коляску из железной коробки лифта. Брат её всё время что-то недовольно мычал себе под нос.
– Мне вот за Игоря уже второй месяце не доплачивают, уж не знаю, как его и прокормить. – проговорила, Лариса Ивановна, указав на человека в коляске.
– А может сходить…
– Уже ходила, спрашивала, только руками разводят. – Проговорила женщина под шум закрывающихся створок лифта.
