Мой друг Мегрэ [изд. "Маяк"] | страница 70

— Вы полагаете, что преступление связано с этим Ван-Гогом? — В голосе Мегрэ не было иронии. Он сидел, глядя в окно и покуривая трубку. — Вы, безусловно, были правы, — добавил он.

— Теперь поздно. Раз вы уж здесь, мне все это ни к чему. А вам все еще нужно, чтобы я оставалась на острове? Учтите, для меня это отдых от работы, а пока вы меня здесь задерживаете, старая хрычовка ничего не может сказать.

— В таком случае оставайтесь.

— Благодарю вас. Вы опять становитесь таким, каким я вас знала в Париже.

Он не дал себе труда ответить ей комплиментом.

— А теперь отдыхайте.

Мегрэ спустился с лестницы, прошел мимо Шарло, который бросил на него насмешливый взгляд, и уселся на террасе рядом с Леша.

Наступило самое сладостное время дня. Весь остров отдыхал, и море вокруг него, и деревья, и скалы, и даже почва под ногами прохожих на площади теперь, когда спала дневная жара, казалось, дышали в ином ритме.

— Вы узнали что-нибудь новое, патрон?

Мегрэ сначала попросил проходившую мимо Жожо принести ему чего-нибудь выпить.

— Боюсь, что да, — ответил он наконец, вздыхая. И так как инспектор посмотрел на него с удивлением, продолжал: — Я хочу сказать, что мне, конечно, не придется здесь долго оставаться. А тут так хорошо, не правда ли? Но ведь, с другой стороны, есть еще и мсье Пайк.

Не лучше ли было бы из-за мсье Пайка и из-за того, что он станет рассказывать в Скотланд-Ярде, быстро и с успехом закончить дело?

— Мсье Мегрэ, Париж на проводе.

Видимо, Люка получил сведения из Остенде.

Было воскресенье и настолько ясное, что от этого чуть ли не тошнило. Мегрэ охотно утверждал, полусерьезно, полушутя, что всегда имел способность чуять воскресенье, еще не встав с кровати, даже еще не открыв глаза.

Здесь с колоколами творилось нечто невообразимое. Однако же это не были настоящие церковные колокола, а тонкоголосые, легкие, как те, что бывают в часовнях и монастырях. Вероятно, воздух здесь был чище, плотнее, чем всюду. Было хорошо слышно, как язык колокола ударял по бронзе, извлекая из нее какую-то маленькую ноту, но тут-то и начиналось это удивительное явление! Первое звено звуков вырисовывалось в бледном и еще свежем небе, расширялось; несмело, как кольцо табачного дыма, принимало совершенную форму круга, из которого по какому-то волшебству выходили другие круги, все крупнее, все чище. Звучащие круги уходили за пределы площади, домов, распространялись за гавань и неслись далеко над морем, где покачивались маленькие лодки. Чувствовалось, что они летят над холмами и скалами, и они еще не успевали замереть, как язык снова ударял по металлу, и возникали другие звучащие круги; они опять множились, рождая все новые и новые, и их слушали с таким же невинным изумлением, с каким смотрят на фейерверк.