С часто бьющимся сердцем Андрей Сергеевич бросился вон из каюты.
Было удушливо жарко, воздух точно висел плотными горячими слоями. Он бежал по узкому проходу ничего не видя, натыкаясь плечом на углы переборок, но знал, что от своего страха и отчаяния ему никуда не деться. Грудь жгло и палило, ровно образовалась в ней рваная рана. Перед открытым люком, в четком квадрате которого читалось ночное небо, он поднял глаза к ярким алмазам звезд, но они дрожали и плыли в его жгучих слезах. Уже на палубе, задыхаясь от бега и сдерживаемых внутренних мук, капитан напугал своим видом и пистолетом шарахнувшихся от него матросов.
— Всем строиться! — срываясь на крик, обрушился он. — Запалить фонари! Строиться! Я сказал!
Кают-компания, куда ворвался Преображенский, встретила его залпом оваций и тугими хлопками шампанского.
— С рождением вас… Андрей Сергеевич! — теряя с каждым словом мажор взятого тона, поздравил капитана Захаров.
Андрей никак не отреагировал. Руки его мелко трусило, и он не знал, как скрыть это от моряков. Господа в смятении опустили фужеры. Всем было ясно: случилось нечто из ряда вон. Таким своего капитана офицеры не видели еще ни разу.
— Святая Троица! Что приключилось, ваше высокоблагородие? — загремели выдвинутые стулья.
— Эй, быстрее, коньяку капитану! Ну-ка, голубчик, давайте!
Андрей, глядя в пространство, провел рукой по сырому лбу. Жадно выпил коньяк и чуть порозовел лицом. Вокруг стояли друзья, люди, с которыми его связал под одним парусом Фатум. Друзья, которые помнили о его именинах, а он вот забыл… Люди, которые пересекали с ним безумную соляную прорву к берегам призрачной Калифорнии.
— Чем помочь, капитан? Приказывай!
Андрей тепло посмотрел в серые глаза шагнувшего вперед Матвея Зубарева.
— Помоги боцману отыскать юнгу. Надеюсь на тебя, Матвей.
Помощник штурмана понимающе кивнул и, пригибая голову, быстро покинул кают-компанию.
Оставшись с офицерами наедине, Андрей Сергеевич выложил на стол серьги с браслетом и без утайки сказал:
— Господа, помогите мне, чтобы помочь… всем.
* * *
Суд между господами после слов капитана разгорелся жарким пламенем. Захаров и Каширин крепко сердились и выражали опасения, что предложенный Гергаловым обыск от носа до кормы — безумие. И что потакать таким сумасшедшим идеям — значит вконец привести в уныние и без того запуганного матроса. Однако большинством голосов решено было учинить основательный поиск, и свистопляска началась.
