— Мой друг, — игриво, но прохладно начала она. — Вам самому-то не надоело разыгрывать этакого милого, присыпанного пудрой буффона? Мы с вами не на Капри при свете луны и факелов… Вы не сатир, а я не вакханка с венком на голове… И, право, не застенчивая мимоза.
Она резко оторвалась от подушек и пристально посмотрела в юное лицо Мостового. В глазах что-то вспыхнуло и погасло:
— Нас ожидает бой?
— Как?.. Позвольте… да… да… серьезная неприятность, мисс, — не сразу ответил вспугнутый поразительной переменой Гришенька. Шпага его виновато брякнула о ножку кровати, он быстро поднялся, одергивая мундир, нежные шелковистые усики дрогнули: — Но вас данное обстоятельство, мисс…
Джессика строго посмотрела на констапеля, и тот невольно осекся и съёжился под сим властным и приказывающим взглядом.
— Не будьте живым воплощением легкомыслия, мой друг. Это даже не смешно. Вы прожужжали мне все уши, а о важном забыли… — ее холеный пальчик погрозил моряку.
— Каюсь, мадемуазель. Был увлечен делами романтического свойства…
— Так вы откроетесь?
— У вас нет чувства меры, мисс. Во-первых, мне было не велено, а во-вторых…
— Я не желаю знать никаких ваших «во-вторых»! — она топнула ножкой так звонко, что ничего не понимающая служанка с испугу захлопала глазами.
— Простите, я думаю, мисс…
— Не думайте! Эту роскошь, как я уже поняла, вы одолжили своему капитану. Ваше дело — повиноваться. Ну что ж, тогда и я вам дам поручение. Оставьте нас одних, так будет честнее.
Она столь резко повернулась к нему спиной, что юбка закрутилась шатром.
Дверь захлопнулась за поспешившим ретироваться мичманом, а Джессика, не обращая внимания на склонившуюся над нею служанку, взорвалась:
— Какого черта меня всякий раз запирают в чулан, как какую-то куклу! То приставят сумасбродного старика, то зеленого юнца! Боже, почему во мне не видят человека, женщину!..
Она упала в объятия медноволосой Линды, чувствуя, как остатки сил покидают ее тело.
Прошло более часа, прежде чем Данька осмелился подойти к двери каюты пассажирок. Юнгу крепко смутило то обстоятельство, что бравый мичман, спешно покинувший американку, был настолько взволнован, что даже не заметил его, спускающегося по трапу.
Перекрестившись для верности еще раз, мальчишка наконец поскребся в дверь. Никто не ответил. Данька опустил принесенный с собой небольшой сверток и стоял не шевелясь, заметно оробевший, глядя, как зачарованный, на молчаливую дверь.
