Отвернувшись к окну, я украдкой вытерла глаза, а потом спросила:
— Чем здесь пахнет?
— Морем, — чуть насмешливо ответил Павел Николаевич.
— Нет, в машине.
— В машине?
— Да, чем-то сладковатым. Как… как духами.
— Наверное, ими и пахнет, — улыбнулся он. — Мила любит яркие ароматы.
— О, понятно, — протянула я.
Разумеется, у нормальных людей все объясняется просто. Всего лишь жена любит яркие ароматы, и поэтому ими пахнет в машине. Это только у меня в голове благовония. Впрочем, думаю, мало кого закидывало в другой мир. Во всяком случае, ни о чем подобном я не слышала.
До Димкиного садика мы доехали в молчании. Павел Николаевич припарковался у облупленного забора и посмотрел на меня. Когда он пристально на меня смотрел, мне становилось неуютно. Я сразу вспоминала, сколь многим ему обязана.
— Все в порядке? — наконец спросил он.
— Да, — улыбнулась я. — Просто, наверно, никак не могу привыкнуть.
— К морю?
— И к нему тоже. Оно живое. Дышит.
— О да, — с энтузиазмом подхватил Павел Николаевич. — А вы знаете, что оно уникально?
Я с улыбкой покачала головой. Если Павла Николаевича что-то интересовало, то он рассказывал об этом так, что у слушателей не оставалось шанса остаться равнодушными.
— Оно наполовину мертвое, представляете? Оно глубиной больше двух километров, и лишь небольшая часть, около ста пятидесяти или двухсот метров глубины, обитаема. А ниже абсолютно безжизненное пространство.
По моей коже отчего-то побежали мурашки.
— А почему? — негромко спросила.
— Сероводород. Он выделяется при разложении погибших организмов.
— Но тогда так должно быть в каждом море.
— Должно, Надежда, вы правы. Но так произошло лишь с Черным.
— Сера ведь горит, — я вспомнила спички. — А что насчет сероводорода?
— Он тоже горючий и взрывоопасный. Представьте себе потенциальный огонь под толщей воды. Две стихии, не способные ужиться вместе, тысячелетиями существуют рядом в Черном море.
— И никогда не было катаклизмов?
— Ну, конечно, были. В двадцать седьмом году прошлого века случилось землетрясение, изрядно испугавшее всех, кто находился на побережье. Люди в спешке покидали дома, туристы спешили прочь, а в воздухе пахло серой.
— Вы так рассказываете будто видели это сами, — рассмеялась я.
— У меня живое воображение, Надежда. Такое же, как и у вас, — он улыбнулся, глядя мне в глаза, и я вновь почувствовала неловкость.
— Мне пора за сыном. Спасибо, что подвезли.
Я подняла с коврика у ног мокрый зонтик и собралась было выйти из машины, когда ладонь Павла Николаевича легла на мое предплечье. Я посмотрела на его руку. Вот уж кто дружил с солнцем, в отличие от меня. Кожа Павла Николаевича была такого цвета, будто он все свободное время проводил на солнце. Впрочем, насколько я знала, он увлекался туризмом.
