— Потому что огонь и воздух — родные стихии. Если они признают друг друга, то это сильнее родства, сильнее братства. Огонь Алвара признал меня. Мы можем ненавидеть друг друга и мечтать убить, но никогда не пойдем в этом до конца. Стихии просто не дадут нам причинить друг другу серьезный вред. Верно, в этом мире мы смогли бы, потому что без аэтер стихии в нас спят, но я не уверен. Мы слишком… часть друг друга. Брат Сумиран это знает. У него самого есть половина.
— Альтар? — догадалась я.
Альгидрас медленно кивнул.
— Потому он и помог нам. Он хочет, чтобы Альтар вернулся. Я хорошо обходился без Алвара, но я знал, что он где-то есть, что он жив. Сумиран этого не знает. К тому же он тоже не хочет гибели мира.
Было немного странным, что на первом месте стоял вопрос возвращения Альтара, а гибель мира лишь на втором. Впрочем, что я знала о стихиях? Может, Альтар для Сумирана и есть целый мир?
Альгидрас отпил из своей чашки и принялся наблюдать за Димкой. Я сделала глоток кофе и подумала, что не знаю, как быть дальше. Гибель мира — не та тема, которую можно вот так обсуждать в конце рабочего дня, сидя в кафе, в то время как твой сын веселится в компании своих друзей и пиратов-аниматоров.
— Как Радим? Как их малыш? — спросила я о том, что не относилось к судьбам мира, но очень волновало меня.
Альгидрас отвел взгляд от детской площадки и улыбнулся.
— Ратибору уже, наверное, пять. Он родился до срока, но Добронега его выходила. А как он окреп, они вернулись в Свирь. Радим его лишь полугодовалым увидел. Гонцов загонял. Сам отлучиться не мог — квары наседали.
— Как он принял то, что я не Всемила? — спросила я и затаила дыхание в ожидании ответа.
Альгидрас сделал еще один глоток и некоторое время молчал, а потом поднял на меня взгляд:
— Мы не сказали ему. Иначе пришлось бы рассказать о Миролюбе и о многом еще. Не надобно ему это, — закончил он так, как сказал бы в Свири.
— Но ты ведь на его глазах сбросил его сестру в воду, — поразилась я, не зная, радоваться или нет тому, что Радим верил в то, что я Всемила, до последнего.
Альгидрас кивнул и негромко произнес:
— Он сам, скорее всего, поступил бы так же. Остаться на мосту означало верную смерть. Мы прыгнули следом за тобой. Только мы всплыли, а ты нет. Мы ныряли за тобой, но я знал, что тебя в Стремне уже не было. Алвар тоже это чувствовал. А Радим так и не смог простить мне того, что я выбрался на берег. Будь он тогда на моем месте, он бы нырял, пока не утонул. Нет, он ни словом меня не обвинил, только я все равно чувствовал, что…
