Я поднял палец.
— И тогда выясняется где там настоящие там денежки, а где — фальшивки, а где и вовсе шайбочки и гаечки…
— То есть?
— Мы даем Евгению Михайловичу информацию. Если выживем — то с течением времени у него будет возможность проверить врем мы или нет… Ну а если все обернется и вовсе нехорошо, то…
Я вздохнул.
— Все равно обидно не будет… Просто развлечемся.
Никита просмотрел на него.
— Будете слушать?
Тот пожал плечами.
— Давайте… Фантазируйте…
История, которую мы рассказали товарищу по несчастью была написана очень крупными мазками. Мы за время пребывание в этом мире что могли вспомнили события, чудом застрявшие в глубинах наших мозгов.
Рассказывали так, словно пересказывали кому-то сюжет фильма — не торопясь, иногда возвращаясь и уточняя подробности. Начали, разумеется, с Фестиваля. С Московского, 1985 года, я рассказал о Фестивальном КООДе — Комсомольском Оперативном Отряде Дружинников, в котором довелось работать. Потом перескочили на Московскую Олимпиаду 1980 года. Рассказали про олимпийского Мишку и закрытие Олимпиады… Про смерть Высоцкого. Я вспомнил про землетрясение в Спитаке…
Мы вспоминали, иногда перебивая друг друга и добавляя какими-то чудом сохранившимися в памяти одного из нас нюансами. Рассказали про вход наших войск в Афганистан. Я припомнил про сбитый «Боинг», что каким-то манером залетел на Камчатку и как наша пресса врала по этому поводу, припомнили и про четвертую Звезду Героя у нашего Генсека и труды художников рисовавших Генерального Секретаря с нереально широкими плечами…
— А потом придет время, которое позже назовут «Гонкой на катафалках», — сказал Сергей. — Одним за другим, на протяжении пары лет уйдут из жизни Брежнев, Андропов, Черненко…
— И как черт из табакерки выпрыгнет некто Горбачев… — продолжил я. — И начнется Перестройка.
— Брежнев, когда? — спросил до сих пор молчавший и скептически улыбавшийся главный комсомолец.
Мы переглянулись. Даты — это все-таки самое слабые место. Мы точно знали, что случится, приблизительно представляли очередность событий, но вот точные даты… Кто ж знал, что это может когда-нибудь понадобиться?
— Дорогой Леонид Ильич помрет вроде бы 1982 году… — неуверенно сказал Никита. — В ноябре. Вроде бы после ноябрьских праздников….
— Не может быть… — пробормотал он.
— Почему это «не может быть»? — спросил я. — Все люди смертны и Генсеки не исключение… И помрет точно где-то в ноябре. Я помню трансляцию похорон по телевидению. Тогда показалось, что его в могилу уронили.
