Элла не удержалась от смешка.
— Батюшка, когда узнал, что я с ним общаюсь, все книжки, которые мне дали почитать, изорвал в клочья и сжёг в камине. А книжки-то были чужие! А меня… — тут голос Андрейки задрожал от старой обиды, — словно малое дитя розгами… При бабах-то! И тогда я убежал из дому.
— Из-за розог-то?
— Из-за идеологических противоречий, — хмуро возразил Андрейка.
— Экий ты колобок. То от дедушки ушёл, то от бабушки… А у красных тебе почему не понравилось? — продолжала допрос Элла.
Андрейка посмотрел в сторону и вздохнул.
— Да нет у них, как оказалось, ни красоты, ни любви, ни свободы, — ответил он. — Не моё это…
Мы миновали дорожный указатель, на котором было написано название населённого пункта: «Кущи». Лес по обеим сторонам дороги сменился необъятной степью. За всё время мы встретили всего одну телегу. Казалось, жизнь в этой части вселенной если не умерла, то находится в состоянии какого-то волшебного сна.
И вот наш автомобиль влетел на узкую улочку деревеньки Кущи и остановился на площади перед большим красивым домом. Спустя некоторое время на крыльце показался скрюченный дед со снежно-белой бородой. Его сморщенное смуглое лицо было похоже на печёное яблоко. В руках он держал были какие-то грязные тряпки.
— Здорово, дедуля! — крикнула ему Элла.
— А вы кто? — вкрадчиво спросил он. — Белые, али красные? Какой флаг вешать-то?
— Мы — красные, дедуля, — Элла легко выскочила из машины и приблизилась к нему. — За правду и свободу! Вот наши документы, с подписью председателя совета народных комиссаров…
На улочках показалось несколько женщин. Они неторопливо, с опаской приближались к машине. Лицо старика вдруг исказилось, словно он собрался заплакать.
— Господи ж боже ты мой, — шумно вздохнул он. — Какие ж вы красные… нечистая сила, что ль, к нам пожаловала?
— Чистая, чистая! — хохотнула Элла. — Вот в бане сейчас помоемся и будем чистые!
Староста (его звали Фома Лукич) поведал нам, что в деревне совсем не осталось мужиков, одни бабы и немощные старики вроде него. Часть лошадей угнали белые, часть — красные, после чего пахать стало больше не на ком. Всё что остаётся — уповать на высшую справедливость да не поддаваться искушению бесовских сил.
— Это правильно, Фома Лукич, — согласилась Элла. — Не поддавайтесь.
Нам предложили остановиться в заброшенной избе на краю деревни. Я поручил Андрейке оторвать доски, которыми были заколочены двери и окна, а сам решил пройтись и осмотреться. Везде царило уныние и запустение. Женщины неопределённого возраста, с тусклыми глазами, в серых скучных одеждах при виде меня шарахались в сторону.
