Неизвестно, кого он пытался убедить: меня или себя, но выглядел при этом ничем не лучше, чем я.
- Как же вы нас напугали, - шептал он, - это были самые ужасные дни. Я думал, с ума сойду, надеялся, что Лекс сможет вывести вас, что он сумеет уберечь тебя и себя. Как я рад, что вы живы. Сашка, милая, не плачь, чего расплакалась? - едва коснулся губ в поцелуе и начал стирать влажные дорожки слёз.
Не отвечала, но изо всех сил цеплялась за его руку, как за спасительную соломинку.
- Меня выгонят, если увидят, что ты в слезах! - жалобно привёл он аргумент, который немного отрезвил меня. Не хотелось вновь оставаться одной, хотелось, чтобы он был рядом. Чтобы никуда не уходил. Глубоко задышала, пытаясь успокоиться.
- Тише, давай, выпей воды немного, - так же, как и целительница, попоил меня с ложечки и снова стёр бегущие слезы.
В этот момент распахнулась дверь и в палату вкатилась тележка, движимая молодой девушкой в такой же форме, что и у Гранис. Оказалось, что эта девушка – дежурная по раздаче, и в кастрюле на тележке был лёгкий бульон, который, по словам Доминика, варили специально для тяжелобольных, которым кроме этого бульона ничего нельзя. Когда глубокая тарелка с прозрачным золотистым бульоном появилась на прикроватном столике, и в воздухе появился невыносимо желанный запах еды, рот наполнился слюной, а желудок заурчал от голода. Кушать хотелось сильнее, чем плакать.
- Сейчас к Вам придёт помощница и поможет Вам покушать, - улыбнулась девушка, покосившись на Доминика.
- Не нужно, я сам справлюсь, - сказал Доминик.
Девушка ушла, вновь оставив нас наедине. Доминик сел на кровать.
- Ты как себя чувствуешь? Сидеть сможешь?
- Смогу, наверное, - неуверенно улыбнулась.
Доминик подхватил меня под руки и начал поднимать, когда я почувствовала, как ткань медленно сползает с тела. Вспомнила, что обнажена, и испугалась.
- Стой, - вскрикнула я, отчего Доминик замер и испугано смотрел в глаза. – С меня простынь сползает, - промямлила, заливаясь румянцем, - а я не одета.
- Вот так беда-то, - выдохнул он, - я уж думал, тебе больно.
Подоткнул простынку, подхватил меня на руки и усадил. Поправил светлую ткань так, чтобы она не сваливалась с груди. Мне было стыдно неимоверно, а уж когда его пальцы коснулись обнажённой кожи у груди, то и вовсе щёки запылали огнем. А Доминик даже, казалось, не обращал на это внимания. Он деловито помогал мне устроиться удобнее, а после просто взял тарелку, ложку и зачерпнул вожделенного бульона.
