Мне становится трудно улыбаться и дальше, потому что только сейчас доходит, что наверняка не делала. Что у нее, наверное, и отношений нормальных–то не было. При нашей разнице в девять лет я в очень многих вещах чувствую себя более взрослым и не так смотрящим на мир, как она, а что уж говорить о ее бывшем, который вообще редкостный зануда? Могу даже предположить, что водил ее в кино как на военный парад: строем, когда ему удобно и как ему удобно. Этот вывод сделать несложно, потому что во всем, что касается нас, мужиков, есть главный лайфхак: посмотри, как он трахается, и узнаешь, что он за человек.
Если женщина уходит от мужчины, уверенная, что фригидна и неполноценна, значит, это не мужик, а разновидность кастрата, но только с членом и яйцами.
И любовь — не любовь — не имеет значения. Есть простая физиология.
Просто, когда она замешана еще и на эмоциях, секс приносит не только физическое, но и моральное удовольствие.
— Я сто лет в кино не была. — говорит Очкарик после того, как проходим билетный контроль и окунаемся в полутемный немного прохладный зал. Как будто признается в страшном грехе.
— Ну, знаешь, — жду пока усядется и плюхаюсь рядом, — со времен мезозойской эры практически ничего не изменилось. — Экран все в той стороне, к которой ты сидишь лицом, иногда здесь появляются другие зрители, иногда они ведут себя так, что хочется убивать. Ну и еще картинки могут быть объемными.
По глазам вижу, что хочет сказать какую–то едкую шутку в ответ, но сдается, весело и потихоньку хихикая в кулак.
— Спасибо, — вдруг снова становится серьезной.
— Малыш, это же просто кино.
— Нет я про объемные картинки. Спасибо… что не в 3D.
— Твои глаза мне дороги как наследство, — пытаюсь отшутиться, хоть внутри все равно приятно щекочет, что заметила.
С ее зрением вряд ли она получила бы удовольствие от просмотра фильма «в объеме».
Когда гаснет свет, Очкарик еще пару секунд возится, устраиваясь поудобнее, и я не могу отказать себя в удовольствии в последний раз перед трехчасовым перерывом выудить из нее еще каплю смущения.
Наклоняюсь к уху, нарочно еле притрагиваясь к нему губами.
Она так и замирает, глядя перед собой и с белым порванным шариком попокорна у рта.
— Я вообще у тебя сегодня ночую, жена.
Писательница медленно поворачивает голову в мою сторону, очень неумело пытаясь задержать взгляд на моем лице, но он то и дело сползает на губы.
С поцелуями у нас сложилось, малыш, я помню–помню.
Сглатывает.
