Бачок относят в тень. Круг прижимают камнем (гнётом), вес не меньше пяти килограммов.
Рыбу выдерживают в тузлуке два дня, а потом промывают и в сумерках вывешивают на веранде. Обязательно — в сумерках, когда большие мухи не летают и не отложат в жабрах у плотвы опарыша.
Утром обветренную рыбу покрывают тонким слоем подсолнечного масла. Замечено, что мухи этот запах не выносят.
К тому же тонкий слой подсолнечного масла предохраняет вяленую рыбу от пересыхания и превращения в солёную фанеру.
Очищенная вобла в мелких каплях жира слегка блестит и пропускает свет, способный заодно преодолеть бессмысленность существования.
В тени веранды брата на Березине.
*
В ясную осень реки средней полосы становятся почти прозрачными. На трёхметровой глубине видна монета, брошенная с лодки, даже номинал.
Плотва, лещи и окуни сбиваются в глубоких ямах и стоят слоями. Лини зарылись в ил. Амфибии — погружены в стеклянный сон. Ужи залезли в тёплые сараи, попрятались в дровах. Дикие пчёлы залепили вход в дупло. Осы плотно закрылись в своих висячих гнёздах.
На чердаках в уютных углублениях заснули бабочки. Козявки спрятались в головках и стволах репейника.
Заяц — белый зимой, — гениальная мысль природы, затаился в норе, в ожидании первого снега.
Озимые поля, орешник, ивы погружены в глубокий белый обморок. Солнце ещё немного согревает днём, как мелодия вальса из юности, залетевшая в дом престарелых, ветеранов труда… Но искорёженные руки вальсом не обманешь, хотя, случается, зазеленеют ивы в октябре.
Нет, осенью прекрасна осень. Бывает, я хожу и повторяю четверостишие Наума Кислика:
Роща светится сквозная,
Тронутая желтизной,
И уходит, как связная
Между вечностью и мной.
На Русском Севере осины и берёзы ещё наряднее.
День стал короче. Мы рано возвращаемся домой, и остаются силы приготовить ужин, постирать рубахи.
Белые ночи с комарами изнуряли нас, случались даже ссоры, но выручало правило — не засыпай, пока не помирился.
А когда засыпаешь с улыбкой прощённого или простившего, возникают потоки обратного времени… И ты не стареешь во сне.
*
Лежим на копнах скошенного клевера и смотрим в чёрное сверкающее небо.
— Ну пускай триллион, ну ещё триллион километров, а дальше?
— Нету там никакого дальше.
— А что же там?
— Заслонка! Но не там, а в твоей голове.
— Какая ещё заслонка?
— Научное название без папиросы я не вспомню.
— На! Говори.
— Сейчас, сейчас.
— Зачем ты зажигаешь спички?
— Не измеряемая километрами непостижимость!
