И тогда во мне зарождается злость, слепая и сокрушительная. Несколько взмахов руками — и туман превращается в ватные клочья.
… За ним действительно нет города. Только обожженные руины. Поначалу мне кажется — город мертв. Но нет. Среди почерневших остовов зданий, босая, в платье из простого некрашеного полотна, стоит Стелла. Она похожа на каменную статую, которую не тронул огонь. Только ее рыжие волосы — сами как сполохи огня — развеваются на ветру, гоняющему пепел над обломками. Стелла смотрит на меня, а я страшусь приблизиться и обнаружить в ее глазах страх…
Она начинает говорить. И я угадываю слова, будто девушка прямо передо мной:
— Ты ведь не хотел этого, Олли?
«К чему сожаления? Эти люди никогда не поняли бы тебя», — слышится из-за спины вкрадчивый шепот.
… я распахнул глаза.
Сон?!
Так и есть. Я снова уснул в ледяной гостиной! Дядя в шутку называл так комнату, неизменно покрывавшуюся с морозами ледяной коростой. Из этой комнаты часто слышны странные звуки — похожие на горестные вздохи, тихие шаги, покашливание. И все же я каким-то образом вновь и вновь оказываюсь в ней, будто Дом подшучивает надо мной и временами открывает двери сюда из самых разных комнат.
За окном смеркалось. Вокруг Дома опять сгущался туман.
Скрип раздался неожиданно. Отвратительный, режущий слух. Будто кто-то провел острым по стеклу. Перед окном мелькнула тень и тут же пропала. Я подошел ближе. В тумане привычно растягивались тени деревьев. Среди них двигалась кособокая фигура, лишь отдаленно напоминавшая человеческую…
Кому в голову пришло в такую погоду выйти прогуляться в саду?
Я мотнул головой. Никого в тумане не было. Воспоминания о духе Звонкого бора сыграли со мной злую шутку. Иногда случается. В тумане легко увидеть то, чего там быть не может. Ругр не способен подобраться так близко, потому что вокруг Дома установлен защитный барьер. Хоть какой-то, но положительный момент.
Я снова потряс головой, отгоняя остатки приставучего кошмара. Пойду, перекушу. Надеюсь, в столовой никого не обнаружится.
Гости оказались очень аккуратными — в столовой уже было убрано. Оставалось надеяться, что хоть на кухне еще найдутся остатки обеда… или уже даже ужина?
Я развернулся и только сейчас обнаружил, что в углу клубиться слишком густая тьма, в которой проскальзывают очертания человека. Миг — и на меня уставились знакомые красные глаза-угольки. Я почувствовал направленное на меня недовольство. Ощутил так отчетливо, что даже не подумал сомневаться.
