Последнее время такое случается чаще и чаще. Когда он стоит рядом с могилой со шляпой в руках, часть чужой жизненной истории доносится до него, как запах хлеба из пекарни, мимо которой Артур проходит каждый день по пути на автобусную остановку. Глядя на слегка просевшую землю на могиле Аделаиды, он видит ее любимое кружевное белое платье и глаза, один чуть больше другого, со светло-светло-карими, почти желтыми радужками. Цвета слабо заваренного чая. Слышит ее голос, высокий и чистый. Иногда она пела мужу – стесняясь, поздно вечером, когда они ложились спать. В свою последнюю ночь на земле она пела ему «Жаннин, в моих мечтах цветет сирень»[3].
Еще кое-что: от матери Аделаиде досталось крохотное обручальное колечко с бриллиантом, которое она носила на золотой цепочке на шее: на палец оно не налезало, и к тому же так ближе к сердцу. Руки у женщины покраснели от частой стирки, спина, постоянно склоненная над корытом, в котором Аделаида купала детей, ныла, но она ни за что бы не позволила никому другому делать это за нее. Ей нравилось видеть их мокрыми, с прилипшими к голове кудряшками и разрумянившимися щечками. И можно было, как в младенчестве, брать их на руки и прижимать к себе, когда они выбирались из воды в развернутое перед ними, словно крылья огромной птицы, голубое полотенце… Нет, не голубое. А какое?.. Какого цвета оно было?..
Увы. На сегодня, кажется, все. Больше Артур ничего не видит. Он надевает шляпу, слегка касается ее в знак прощания и идет дальше, мимо других надгробий. Хорас Ньютон, Эстель МакНейл, Ирэн Саттер, Эймос Хаммер…
Добравшись до могилы Нолы, Артур ставит складной стул и с опаской присаживается. Ножки неглубоко уходят в землю. Осторожно подвигавшись и убедившись, что стул стоит надежно, Артур раскладывает на коленях еду. Сегодня на обед у него сэндвич с яичным салатом – настоящие яйца, настоящий майонез, и к черту доктора с его правильным питанием! Вдобавок щедрая щепотка соли – гулять так гулять!
Обычно лечащий врач сразу замечает отклонения от диеты, но все же не всегда. Однажды Артур съел целый яблочный пирог с ванильным мороженым и на следующий день, придя на прием, услышал: «Вы движетесь в верном направлении! Продолжайте и дальше в том же духе – справите вековой юбилей!»
Артуру восемьдесят пять, и, пожалуй, он действительно не прочь дожить до ста лет, пусть даже без Нолы. Хотя без нее, конечно, все не так. Совсем не так. Вот он смотрит сейчас на махровые нарциссы у соседнего надгробия – даже в этом теперь, когда ее нет, чего-то не хватает.
