, или же при лжесвидетельстве (Augen für Geld) в римском и древнегерманском праве. Право же более позднего времени, которому уже не хватало веры в свое собственное насилие, не чувствовало себя, как ранее, выше всякого чужого. Скорее страх перед насилием и недоверие к самому себе указывают на его колебимость. Оно начинает ставить себе такие цели, которые бы позволили ему избежать более сильных манифестаций правоподдерживающего насилия. Таким образом, право выступает против обмана не из моральных соображений, а из страха перед насильственными действиями, которые обман мог бы вызвать у обманутых. Поскольку этот страх находится в противоречии с собственной насильственной природой права, подобные цели не соответствуют законным средствам права. В них обнаруживает себя не только упадок в его собственной сфере, но и, наряду с этим, умаление роли чистых средств. Ибо в запрете на обман право ограничивает употребление абсолютно ненасильственных средств, поскольку они в ответ могут вызывать насилие. Упомянутая тенденция права содействовала также разрешению права на забастовку, которое противоречит интересам государства. Право допускает возможность забастовки, потому что она сдерживает насильственные действия, с которыми оно опасается столкнуться. Ведь и раньше было так, что рабочие сразу же прибегали к саботажу и поджигали фабрики.
В целях побуждения людей к мирному урегулированию интересов по эту сторону любого правового порядка существует в конечном счете, помимо всех добродетельных побуждений, еще один действенный мотив, который, достаточно часто дает в руки даже самой хрупкой воле чистые средства вместо насильственных. Он заключается в страхе перед общим ущербом, возникающим в результате любого насильственного столкновения, чем бы это столкновение ни закончилось. Примеры такого ущерба можно наблюдать в бесчисленных случаях, в которых наблюдается конфликт интересов между частными лицами. Другое дело, когда сталкиваются классы и нации. В этом случае высшие закономерности, которые грозят подмять под себя в равной мере и победителей, и побежденных, недоступны чувству многих и разуму почти всех людей. В рамках данной работы поиски таких высших закономерностей и соответствующих им совместных интересов, представляющих собой основополагающий мотив для политики чистых средств, завели бы нас слишком далеко[34]. Поэтому укажем только на чистые средства самой политики в качестве аналога тех чистых средств, которые управляют мирным обхождением частных лиц между собой.
