— Но я ещё не готов…
— Ричи, хоть что-нибудь. Хоть какие-нибудь песни. Вокруг камеры — куча камер. Фильм снимать будут. Ты представляешь, что случится, если мы не выпустим хоть кого-нибудь? И если это снимут… Там же все угашенные напрочь. Да от одного дыма марихуаны можно с катушек съехать за целый день — сам разве не чувствуешь?
— Что да — то да, — улыбается Ричи. — Но, Майки…
— Сколько у тебя есть песен?
— Ну… не знаю. Минут на тридцать-сорок.
— Растягивай. Не хватит — пой каверы. Ты ж прекрасно «битлов» делал, я слышал кое-что. «Sweetwater» должны прилететь на вертолёте, нам надо до их прилёта продержаться. Или до любого, кто объявится. Может, этот чёртов Хардин в себя придёт…
— На вертолёте? — Брови Ричи удивлённо ползут вверх.
— Да, представь. Пробки. Все шоссе забиты под завязку — до Уоллквилля, до Монтичелло. Да что говорить — всю Нью-Йоркскую автостраду парализовало. Мелани звонила, говорила, что по Семнадцатому шоссе даже пройти нельзя, не то что проехать. Всех будем доставлять на вертолётах — Робертс с военными уже договорился. Я дам тебе сигнал, когда заканчивать. Всё, пойдём. Я объявлю тебя.
Ричи кивает — понимающе, с еле уловимой ноткой обречённости, — поднимается, берёт гитару и вместе с собеседником выходит на авансцену. Через несколько секунд в напряжённой тишине звучит возглас: «Мистер Ричи Хейвенс!», на который толпа откликается приветственными криками и аплодисментами, а ещё через пол-минуты раздаются первые аккорды «Handsome Johnny»…
* * *
…Разговаривал с Ричи Хейвенсом, а после представлял его публике один из организаторов этого безумного во всех смыслах фестиваля — Майкл Лэнг. Так началось первое выступление на «ярмарке музыки и искусств».
Одни часы показывали 17:07, другие — 17:08…
* * *
Чарли выбрал удачное место. Отсюда всё было видно и слышно, а звук стереосистемы не давил на уши, хотя для того, чтобы обменяться парой реплик, всё равно требовалось наклониться чуть ли не к лицу собеседника. Они разместились возле лежащего мотоцикла, уложив спальники так, что девушки могли наблюдать за выступавшими полулёжа, опираясь о сидение. Мало кому из публики был знаком появившийся на сцене мужчина, больше похожий на пастора-баптиста, нежели на певца, но его фолк-песни с интонациями соула и госпелза пришлись по душе. Когда же он, растерянно-воодушевлённый оказанным ему тёплым приёмом, перешёл на кавер-версии песен «Битлз», зрительский отклик не заставил себя ждать: чуть ли не пол-поля подпевало ему в «Hey, Jude», и Стюарт с друзьями не были исключением. Правда, никто из них не заметил, что Флоренс пела через силу, с трудом сдерживая тошноту и время от времени кусая губы и держась за живот.
