Это тело в самом деле не казалось таким, как я помнил.
И я вообще не помнил этого вкуса и сладкого, свежего аромата медовой дыни.
В поцелуе Бритты не было ничего даже отдаленно робкого. Насколько я помнил. Она целовалась как изголодавшаяся, с того момента, как наши губы соприкасались, и до того, как размыкались. А девушка подо мной целовалась как...
Как гораздо менее опытная, чем те, с кем я обычно проводил время.
С тяжело бьющимся сердцем я оторвался от ее губ и поднял голову.
− Ты кто такая?
Она не ответила. Какую бы игру она ни затеяла, я завязал играть, не зная своих карт. Я потянул назад капюшон, открывая ее лицо...
Ни хрена себе!
Мгновение я не мог поверить в то, что вижу. Я так редко испытывал потрясение, что чуть не рассмеялся. Я уставился на ее лицо − ту часть, что мог видеть. На ней была белая полумаска, как и на многих посетителях «Красной жемчужины», но я все равно узнал, чье тело сейчас лежит под моим, чей вкус еще держится на моих губах. Я поверить не мог, рассматривая широкую маску, прикрывающую лицо от щек до лба.
Невозможно. Но это была она. Я где угодно узнал бы очертания челюсти и этот рот − эти полные, изогнутые, как лук, губы цвета ягод. Это всё, что вообще было доступно взорам людей. Только боги знали, как я старался уловить хоть немного того, что скрывалось под проклятой вуалью, когда следил за ней и ее королевскими гвардейцами в садах замка; когда наблюдал за ней и ее камеристкой. Всего несколько раз я видел, как она улыбается, и еще реже слышал, как она говорит. Но я знал этот рот.
Это была та, о ком я только что говорил в этой самой комнате.
Это была она.
Дева.
Избранная.
Любимица королевы.
И по какой-то причине, непостижимой ни мне, ни любому атлантианцу, она очень важна для королевства. Так сильно, что ее все время держат взаперти и хорошо охраняют. Каким-то образом она является ключом к их Вознесениям, и знаю, что эта сука королева и ублюдок король пойдут на всё ради ее безопасности.
И тем не менее она здесь, в проклятой «Красной жемчужине», в комнате со мной − подо мной − которого она должна бояться больше, чем самих богов. Потому что я не сомневаюсь − она слышала, что обо мне шепчут и какое прозвище мне дали.
Я долгие годы планировал захватить ее, я организовал столько смертей и предрешил судьбу многих − и всё для того, чтобы подобраться к ней ближе и схватить ее. А она практически упала мне на колени.
Или это я упал на ее колени.
Без разницы.
В моем горле поднимался еще один недоверчивый смешок. Что, во имя этого долбаного королевства, недосягаемая, незримая и неприкосновенная Дева делает в «Красной жемчужине»? В уединенной комнате? Целуясь с мужчиной?
