Толкования Ветхого Завета | страница 28
, разбирать которые в рамках этой статьи нет возможности. Отчасти эти вопросы освещены в комментариях к настоящему изданию.
Необходимо сказать и о другой характерной черте, которую имеет философская система Филона. Платонизм, лежащий в основе его философского миросозерцания, принимает в его трудах отчетливо мистическую направленность[171]. Комментируя построчно самые разные книги Септуагинты, Филон, между тем, в рамках любого трактата находит в них всегда единую направленность подлежащего смысла.
Все Пятикнижие, — писал Руния, — может быть проинтерпретировано как длительное путешествие из области тела и земных регионов к небесным и духовным сферам [172].
Действительно, главной задачей филоновского комментария является изобразить, как душа человека возвращается на свою небесную родину. Приблизиться к Богу — основная цель человеческой жизни, а воплощается она в том, что человек весь погружается в созерцание[173], которое предполагает отход от ощущения и высвобождение ума[174]. В целом, это комплекс идей платоновских диалогов[175] и основное духовно-интеллектуальное направление среднеплатонического периода (Иустин-мученик, описывая свой платонический период, пишет: И меня сильно охватило размышление о бестелесном, и созерцание идей окрыляло мой ум[176]). Но у Филона на месте платонического созерцания абстрактного умопостигаемого водворяется созерцание Бога, живое ощущение Которого, освещенное светом иудейской религиозности, он передает в своих трактатах[177]. Внутренний человек Филона мысленно прикован к Богу, а идеальным состоянием считается достижение такого устроения души, когда вся она, очистившись от страстей, пребывает в непрестанном умном славословии Творца, ничего из сущего и находящихся в себе самой чувств и способностей не считая принадлежащим себе, но во всем видя Бога[178].
За филоновским созерцанием, по всей видимости, стоит какой-то мистический опыт, о котором он сам иногда рассказывает такими, например, словами:
Если он [sc. левит] тогда не человек, то ясно, что и не Бог, но — служитель Бога, по смертной природе усвояемый возникшему, а по бессмертной — Невозникшему. Его удел — промежуточное состояние до тех пор, пока он снова не выйдет в область тела и плоти. И так бывает всегда: когда ум, охваченный божественной любовью, стянув самого себя до самой сердцевины, увлекается вперед сильным порывом, то, объятый Богом, он забывает обо всем прочем, забывает и самого себя и помнит и прилепляется к одному лишь Окруженному силами и Почитаемому, Которому он воскуряет священные и неисследимые добродетели. Когда же утихнет божественный порыв и ослабнет многое желание, то, спустившись от божественного, он встречается с человеческим и вновь становится человеком