Эймс повернулся и удалился в темный угол хижины. Он наклонился и поднял большой лук; его тетива сверкнула в свете костра. Эймс вернулся туда, где стояли Дорман и Тлана, перекинув лук через плечо.
Нам лучше идти, — сказал он.
Внезапно он обернулся и заключил Тлану в свои объятия, прижав к себе.
— Мы вернемся, — прошептал он, обняв ее покрепче. Он попытался снова заговорить, но тут же умолк.
Затем он вышел вместе с Дорманом из хижины на замерзшую равнину.
Это был мир неподвижности, в котором все, казалось, находилось в движении. Это не парадокс, который можно было легко объяснить или решить, потому что все движения были утонченными, таинственными, скрытыми.
Осматривая все это безлюдное пространство снега и льда, Дорман не мог обнаружить ни малейшего движения за снежными наносами, которые постоянно обдувал ветер. Тем не менее уголком глаза он уловил отблеск того, что казалось показалось таящимся темным силуэтом, укрывающимся в тенях и движущимся в них; силуэты скапливались около выступов на камнях, разбросанных по равнине здесь и там, их вершины двигались в лучах рассвета.
Стоило ему шевельнуться, чтобы уловить их движения — силуэты немедленно исчезали. Но в тот момент, как он снова двинулся в путь, они вернулись, и было тяжело отогнать томительное чувство, что за ними с Эймсом каким–то совершенно непостижимым образом тщательно следят издалека, и каждый их шаг известен преследователям.
Их уверенность, что Джоан можно найти, что они каким–то образом добьются успеха, преодолев все препятствия, чуть–чуть поколебалась, когда мужчины подумали о размерах равнины и количестве каменных строений, которые могли дать убежище человеку, похитившему девушку.
Но внезапно вся их уверенность вернулась. Теперь были видны не только огромные следы, но и сопровождавшие их маленькие.
Конечно, не совсем «сопровождавшие»: следы Джоан они не сомневались, что это Джоан оставила маленькие отпечатки сандалий на снегу — тянулись за следами того великана в двадцати пяти или тридцати футах
Следы начались недалеко от хижины и теперь тянулись без перерыва.
Одно уже то, что Джоан не шла рядом с великаном, заставило Дормана резко остановиться; он понял, что это могло значить.
— Он не тащит ее с собой, — сказал он, сжимая руку Эймса. — Он позволяет ей идти за ним. Она не могла попытаться сбежать. Если бы она ушла недалеко, а он бы вернулся за ней и потащил ее назад, снег был бы изрыт.
— Я бы сказал, что она сильно напугана и делает разумные вещи, — сказал Эймс. — Наихудшее, что она могла бы сделать — привести в ярость зверя, сражаясь с ним.
