— Тьфу, — обозлилась Елизавета Степановна. — Я ж от души, бесов сын. Сиди, принесу сейчас.
Я и сидел, но, не дожидаясь, открыл одну бутылку и с наслаждением присосался к горлышку. И понял, что только ради этого стоило приехать за тридевять земель.
Дальше все было еще интересней. Пироги были свежие, еще теплые, почти горячие, и с такими начинками, что опомнился я, когда почувствовал, что джинсы пора расстегнуть. Мне стало стыдно до слез, и я виновато пробормотал:
— А давайте, я вам с хозяйством помогу? Очень вкусно было…
— Нет, — отрезала Елизавета Степановна. Бабкой она была все же суровой. — Скотина да огород чужих рук не любят. Поел — и ладушки. А то все готовлю как для себя. Так где ты дом-то купил?
Вот теперь она приступила к расспросам. «Как Баба-Яга», — почему-то подумал я.
— Я не купил, — открестился я. — Мне он от жены достался.
— Померла? — сочувственно спросила Елизавета Степановна.
— Не, зачем. Развелись мы с ней просто. Это ее наследство было, ну как наследство… по документам выходило, что она его то ли купила, то ли что. Я не знаю. Ну тот, в конце деревни. Самый последний и от вас слева будет, если смотреть…
— А-а, — протянула Елизавета Степановна и посерьезнела. — Ведьмин дом, значит.
При этих словах я вообще пожалел, что связался с проклятым наследством. Суеверным я не был, но...
— Почему ведьмин?
— Нехороший, — коротко объяснила Елизавета Степановна. — Ты как спал-то, нормально?
У нее было озабоченное выражение лица, но я не стал рассказывать про ночного гостя.
— Не очень, — признался я. — Комары, и света там нет… туалета и того нет. В общем, как жить там, даже не знаю.
— Ох-хо, — покачала головой Елизавета Степановна. — Старуха Ермолина…
— Старуха? — вырвалось у меня. Это сколько же ей самой должно было быть лет, если…
— Ну так, — кивнула Елизавета Степановна. — Конечно, старуха. Ей, как ее забрали в дом престарелых, уже за сто стукнуло, а померла она после этого лет через пять. Да мне, как война началась, девять лет было, меня мамка даже не прятала, ибо какой из меня в те годы был для фрицев работник, а старухе Ермолиной и тогда под сорок шло. В немецкой комендатуре переводчицей была, потом пропала, вернулась, когда Союз разваливался. То ли отсидела за грехи и где-то жила, то ли еще что, не знаю. А вернулась с деньгами, дом даже заново выстроила. Недоделала только, а выгребную яму уже после мужики засыпали, потому как Петров правнук чуть туда не свалился, когда в дом полез.
