— Хотя бы самые срочные.
И столько отчаяния было в этой просьбе, что даже я прониклась. Прониклась и порадовалась, что родилась нечистью и мой мир не держится на вот таких бесполезных бумажках.
— Десять минут, — сдался волк.
У меня появилось целых десять свободных минут. Или пятнадцать. Или даже полчаса. Кто знает, насколько затянется рассмотрение всех этих «очень срочных документов»?
Сколько бы времени это ни потребовало, я уже знала, чем займу каждую секунду.
— Анха? — удивленно позвал меня Хельму, когда я спрыгнула со стола и направилась к двери. В ответ я только махнула лапкой. Разговаривать при своем помощнике волк меня ни за что не заставит.
И, только подойдя к двери, я поняла главное — у меня проблема, сама я открыть дверь никак не смогу.
— Она… просит, чтобы ее выпустили? — не очень уверенно протянул… Гларан, сообразительная моя прелесть, когда я требовательно поскребла дверь когтями.
— Открой, — разрешил Хельму. И добавил уже для меня: — Прошу тебя быть благоразумной.
В какой-то степени это напутствие было даже оскорбительным. В самом деле, когда это я вела себя неблагоразумно?
Превращалась я в женском туалете, проскользнув внутрь с двумя девушками и затаившись в дальнем углу, за самой последней перегородкой.
Ушли они скоро, а следом за ними и я, поправляя китель одной рукой и приглаживая волосы другой.
Впервые по управлению я шла на своих двоих в одиночестве, не спеша к кабинету волка короткими перебежками, а спокойно и уверенно… куда глаза глядят.
Хотела почувствовать себя человеком, проверить, не выделяюсь ли я из толпы, но и представить не могла, что это будет так страшно.
На первый этаж я спускалась с ощущением, что меня вот-вот раскроют. Замерла на предпоследней ступеньке, диковато оглядывая людный холл, потопталась немного и почти сдалась. Решила, что впечатлений на сегодня хватит, и собиралась как можно скорее вернуться к волку.
Рядом с ним как-то спокойнее.
Ровно в этот момент со мной впервые поздоровались. Тощий и нескладный паренек, сгибаясь под тяжестью пухлых папок, прошел мимо и, не поднимая глаз от ступеней, тяжело отдуваясь, бросил что-то неразборчиво-приветственное.
Прозвучало ободряюще, и я неуверенно спустилась на последнюю ступень.
Ничего непоправимого не произошло.
Никто меня не останавливал, чтобы поинтересоваться, по какому праву я ношу форму и когда успела поступить на службу… Напротив, со мной иногда даже здоровались — то ли спутав с кем-то, то ли просто по привычке приветствовать каждое новое лицо. Надев этот китель, я как-то сразу, автоматически, стала своей.
