— Это опасно, — не желал соглашаться со мной Хельму.
— Опасно, — поддакнула я. — Поэтому выдай мне дубинку, и уровень опасности мгновенно понизится.
— Анха…
— Босс, давай сделаем, как я прошу, а? С дубинкой я буду вооруженной и опасной… Как Вирнэ.
— У Вирнэ молот, — рассеянно заметил волк.
Мне идея разжиться боевым молотом очень понравилась. Если смогу его поднять, буду совсем непобедимая.
— А дай мне тогда мо…
— Нет!
— Ну тогда хотя бы дубинку, — поникла я.
Хельму с силой потер покрасневшие усталые глаза.
— Я не могу на это согласиться.
— Конечно, можешь. Босс, сам подумай, чем быстрее ты закроешь дело Зафрэ, тем быстрее вернется Эдит. И возможно, ты наконец перестанешь походить на… — Я запнулась, не в силах подобрать точное определение состоянию волка.
— Ржавый гвоздь, — подсказал он, очень прозрачно намекая, что память у него хорошая и прошлое мое выступление он не забыл.
— Косо забитый, измученный дождем, проржавевший насквозь гвоздь в гнилой доске.
Волк коротко хохотнул.
— Дай мне дубинку и хотя бы один час. Если Зафрэ где-то рядом, мы об этом узнаем. Если нет, я просто отморожу себе нос.
Дубинку я все же получила. Вместе со строгим взглядом и бескомпромиссным предупреждением:
— Тридцать минут. Опоздаешь — завтрашний день проведешь на поводке.
Я невольно передернулась от возможной перспективы, но храбро кивнула.
— Успею.
* * *
В такие дни, как этот, мне казалось, что зима никогда не кончится. С серого хмурого неба сыпалось мелкое снежное крошево, прохожие спешили мимо, не поднимая голов, пряча лица в шарфах и отворотах пальто или пушистых, припорошенных снегом шубках.
Я тоже спрятала нос в шарфе, сожалея о том, что у меня нет шапки.
Погода охладила мой пыл и серьезно снизила желание разыскивать Зафрэ по подозрительным подворотням.
Решив для порядка пройтись по площади и заглянуть хотя бы на ближайшие улицы, я уже понимала, что для меня сейчас и полчаса — слишком много. Не нужно столько.
О том, что могла бы выйти в зиму тарсой и не мерзнуть так отчаянно, я подумала лишь десять минут спустя, когда меня окликнули на Мастеровой улице, безлюдной по случаю сильного снегопада и раннего времени суток.
— Эй, рыжая!
Их было двое. Долговязые тощие недоразумения, неумело изображавшие дерзких преступников. Слишком слабые, чтобы представлять настоящую угрозу. Продрогшие и присыпанные снегом.
Они стояли шагах в пяти от меня, один, тот, что по окрасу был немного темнее своего подельника, важно, но неумело поигрывал ножиком. Влажная от снега челка безжалостно лезла ему в глаза, заставляя часто моргать.
