– И зачем тебе столько? – не унимается этот болтун.
– Продавать буду, – огрызаюсь, даже не заботясь о пресловутом воспитании.
– На рынок будешь таскать? – понял по-своему мои слова. – Так тебя там вмиг обворуют!
Ага, обворуют. Меня? Это он зря. Я девушка, конечно, наивная, но средства свои без пригляда не оставляю.
– Зачем на рынок? – усмехаюсь. – Здесь продавать буду. Лавку красоты открою.
Последние слова говорю с придыханием и особой любовью. Всё же, сколько бы я не сомневалась, а рискнуть стоит. Если ж не попробую, то и не узнаю, что сейчас модно, а от чего лучше отказаться.
Несколько секунд длится тишина, а потом ночной незваный гость начинает смеяться. Громко, раскатисто и донельзя обидно. Что такого смешного-то я сказала?
– Лавку красоты? Здесь? – спустя, кажется, вечность, уточняет. А когда я нехотя киваю, выдаёт: – И кому ты продавать будешь? В этот дом без опаски разве что крысы ходят. Или ты решила облагодетельствовать красотой этих назойливых грызунов?
И вновь смеётся. А я едва не плачу. Почему? Да потому что совсем не подумала о том, что даже если дом привести в порядок, отдать прорву сил палисаднику, превращая неказистые коряги в пушистые деревья с гроздями ягод, и повесить над входом красивую табличку, особняк не перестанет быть проклятым, который стороной обходит честной люд и те, кто себя таковым считает.
– Не грызунов, – ворчу, украдкой стирая скатившуюся по щеке слезу. – У меня крем самый лучший, такого больше нигде нет, и… Пойдут. Все пойдут.
Голос звучит жалко, тускло. И руки дрожат.
Смеяться мужчина перестаёт. Резко как-то. Потом нагибается, заглядывает мне в глаза и удивлённо спрашивает:
– Ты что, всерьёз всё это говоришь?
Нет, конечно! Шучу!
– М-да, – выдаёт, так и не дождавшись от меня ответа. – Беда.
– Ничего не беда, – бормочу упрямо. – Вот увидите, всё у меня получится.
Впрочем, уверенности в своих словах я вовсе не чувствую. Но ему об этом знать не обязательно.
Разговор, и до этого бывший каким-то вымученным, вовсе затухает. Я усиленно размешиваю масла, переставляю банки и плашки с места на место, а мужчина, имени которого я не знаю, и сели быть откровенной, знать вовсе не хочу, молча сидит у камина. На его лице, помимо отблесков пламени, отпечатались невесёлые мысли. И это длилось бы бесконечно, если бы он не встал и не ушёл, ничего так и не сказав на прощанье.
А я… Я всё же расплакалась. Так горько и обидно стало за собственные мечты.
Глава 8
Несмотря на то, что днём я изрядно вымоталась, после «вдохновляющей» речи назойливого незнакомца, уснуть так и не получается. Сначала смотрю на склянки с отварами, решая, сразу их выкинуть или подумать ещё, потом всё же ухожу на второй этаж, укладываюсь в кровать и ворочаюсь, ворочаюсь, ворочаюсь…
