Злобный | страница 23
Значит, все так и есть, да? Он собирается нагло проигнорировать мой вопрос. Я выдыхаю с шипением, потому что узнаю упрямую линию его челюсти и вызывающий наклон головы. Я ничего не добьюсь, если попытаюсь продолжить этот вопрос дальше, и это просто пустая трата дыхания, энергии и времени.
— Ладно, ты упрямый кусок дерьма. Если ты не хочешь сказать мне, почему ты прикрыл меня и сделал меня похожей на матрас кампуса, тогда скажи мне, где ты на самом деле был сегодня вечером. Знаешь, на всякий случай, вдруг найдется кто-нибудь, кто позвонит по поводу того, что ты сказал.
Что-то мелькает в его глазах, что-то, что я не могу определить, что сжимает мою грудь, но его голос холоден, как мороз, когда он отвечает: — С Лорел.
— О-о.
Но на этом он не останавливается. О нет, это было бы слишком любезно.
— Точнее, внутри Лорел.
При моем вздохе, многозначительная усмешка изгибает уголки его губ.
— Она, наконец, сдалась, чтобы отпраздновать наш успех сегодня вечером. Но не волнуйся, маленькая мазохистка, эта сука ничего не сделает без моего разрешения. Она гораздо более послушная игрушка, и я скорее наслаждаюсь ее покорностью.
Если бы он дал мне пощечину, она не причинила бы такой боли. Но дело в том, что, несмотря на улыбку, выражение его лица напряженное. Принудительный. Часть меня думает, что он лжет, но, может быть, это просто мое глупое, мазохистское сердце, надеющееся, что он на самом деле не сделал того, о чем говорит. На самом деле он не стал бы спать с единственным человеком, которого я ненавижу больше, чем его. Он бы не бросил меня так легко и не запрыгнул в чужую постель, когда я только что была в его постели этим утром.
— Не смотри так чертовски потрясенно, Эллис, — растягивает он слова. — Ты с самого начала знал, что ты всего лишь дырка и набор ...
Я изо всех сил хлопаю его ладонями по груди, но когда я отступаю, чтобы ударить его, он хватает меня за запястье, притягивая к себе.
В течение долгой паузы ни один из нас не двигается ни на дюйм. Его лицо нависает над моим, его яростные выдохи взрываются на моей коже и смешиваются с моим собственным резким дыханием.
Когда он отпускает меня, он делает шаг назад, сжимая руки в кулаки с побелевшими костяшками по бокам.
Он ничего не говорит, но зачем ему это? Сэйнт много сказал и сделал.
— Вы двое заслуживаете друг друга, — рычу я, хотя мне стыдно, что мой голос дрожит. Черт возьми. Я не хочу, чтобы он знал, как сильно он причиняет мне боль. Это просто дает ему больше боеприпасов против меня.